— Младший сын Эрика не пойдёт с Иваром на Остейзию.

— Дурррак! А почему?

— Чести в этом нет, так он сказал Эрику.

— Вдвойне дурррак. Не получит он теперь эту королевсую шлюху, фрррейлины Бабетты хоррроший пррриз для любого воина. И денег не получит.

— Ты прав. Эрик изгнал Олафа. куда он направится неизвестно, вполне возможно, что и в Остейзию, чтобы предупредить. Прикажи своим перехватить его корабли, наш поход должен остаться в тайне.

— С удовольствием, этот маленький поганец изрррядно мне надоел.

* * *

Олаф молча смотрел на удаляющиеся в туманной дымке острова. Ему было грустно, всё-таки он теперь изгой. Но вместе с этим, юноша понимал, что всё сделал правильно. И тот факт, что весь его хирд ушёл вместе с ним, только подтверждал его правоту. От размышлений о собственной судьбе его оторвал Угги, тот подошёл к племяннику и сильно хлопнул его по плечу:

— Племянник, хватит себя корить. Ты был прав, когда высказал моему братцу всё, что ты думаешь об этом походе. На островах всё прогнило, и мы сейчас думаем только о наживе. Серебро, серебро, серебро: только это в головах и ярлов и простых хирдманов. Мы забыли о том, зачем нам это серебро, забыли о наших традициях, о нашей памяти, о нашей чести. И знаешь что хуже всего? — Олаф вопросительно посмотрел на Угги и тот продолжил:

— Хуже всего то, что никто, понимаешь, никто из убелённых сединами и облечённых властью, ни один ярл, ни один жрец или чародей, никто из них и слова не скащал против идеи Эрика. Только ты, юнец, у которого молоко на губах не обсохло, встал перед конунгом и отказал ему, напомнив о чести. Ты подумай, насколько низко мы пали. И сейчас я понимаю, что и я бы ничего не сказал Эрику. Подумал бы, но промолчал. Так что, спасибо тебе, парень.

— За что, дядюшка?

— За то, что спас меня от меня.

— Угги, я стою сзади вас уже минут десять и не понимаю что происходит. Ты ли это? С чего бы Угги, пивная бочка, стал таким велеречевым? — спросил подошедший к ним Хроки. — Обычно ты ругаешься через слово, а сейчас, прям, философ.

— Да, что-то я разговорился. Хроки, дурья башка, ты почему с пустыми руками? Пиво где?

— Вот теперь узнаю старину Угги, дай мне минуту, — Хроки подошёл к канатному ящику возле мачты и достал из него увесистый бочонок и три потемневшие от времени дубовые пивные кружки.

— Совсем другое дело, — сказал ему Угги, — наливай, сначала нам, а потом и остальным парням. Надо их приободрить. Эй, Олли! — закричал он, обращаясь к кормчему второго драккара, племяннику Вигмара, такому же молчаливому рыжему верзиле как и их кормчий. — Олли, пусть кто нибудь нальёт по кружке хирдманам на твоем драккаре! Понял?

Олли что-то тихонько сказал воинам на его корабле и те, в ответ на слова Угги, громко и слаженно прокричали, что им мало одной кружки. Это заставило рассмеяться Олафа и Угги, тем более что хирдманы на их драккаре повторили клич своих товарищей.

Орки их переняли когда драккары отошли от Железных островов на семьдесят миль, как это часто бывает перед рассветом. Сразу четыре галеры показались на горизонте, развернулись в линию и пошли на встречу. Стоявший на хирдманн поднял тревогу и начальные люди хирда вцепились взглядом в ненавистные силуэты вражеских кораблей.

— Орки. Эрик, тварь, навел на нас орков. Сам не мог разделаться с нами, ярлы бы этого не поняли бы, а вот навести на нас зеленокожих ублюдков запросто.

— Ты думаешь что это отец сделал?

— А кто еще? Сам посуди, он же не знает, куда ты отправишься, вполне возможно, что и в Остейзию, предупредить Бабетту и тем самым заслужить благодарность и благосклонность её любовницы.