Хотелось узнать как можно больше. Кто бы ни совершил это, он не был похож ни на одного из тех, кого мне когда-либо приходилось встречать. А не внести ли мне этого анонимного хищника в свой список? Или будет лучше, если я затрясусь от ужаса и сяду на веранде?
Пока я решал эту нелегкую проблему, мимо меня снова промчался сержант Доукс. Впрочем, на сей раз он для разнообразия даже замедлил ход, чтобы обжечь меня взглядом. А я вспомнил, что благодаря ему не имею возможности в данный момент поработать над списком. Это меня слегка угнетало, но одновременно облегчало принятие решения. Я начал придавать физиономии соответствующее случаю обеспокоенное выражение, но успел лишь вскинуть брови. В кухню, демонстрируя свое превосходство, влетели врачи «скорой помощи». Завидев жертву, они остановились как вкопанные. Один из них сразу выбежал. Вторая — молодая чернокожая женщина — повернулась ко мне и спросила:
— И что, по-вашему, мы должны с этим делать? — И заплакала.
Вы должны признать, что в ее словах присутствовала доля истины. Решение, предложенное сержантом Доуксом, стало казаться мне не только практичным, но даже в какой-то степени элегантным. В том, чтобы грузить эту вещь на каталку, а затем везти по забитым машинами улицам Майами в больницу, смысла мало. Что там с ней делать? Ясно одно: кто-нибудь должен что-либо предпринять. Если мы все останемся торчать вокруг этого куска мяса, кто-то обязательно сообщит прессе о блюющих во дворе дома копах, что, бесспорно, скверно отразится на имидже управления.
В итоге роль организатора взяла на себя Дебора. Она убедила работников «скорой помощи» впрыснуть в существо успокоительное и увезти. Тишину, наступившую в маленьком домике, после того, как умолк вой в стиле йодль, можно было назвать экстатической. Это удивительным образом позволило слегка расстроенным экспертам вернуться к работе. Медики завернули существо в простыню, погрузили на каталку, ухитрившись не уронить, и увезли.
Это было сделано вовремя. Едва «скорая помощь» успела отъехать от тротуара, как начали прибывать машины прессы. Это было в некотором роде даже огорчительно. Я с удовольствием взглянул бы на реакцию репортеров. Особенно мне хотелось увидеть физиономию Рика Сангра. В нашей округе он сам являлся ярым приверженцем лозунга: «Чем больше крови, тем ближе к первой полосе», и я никогда не видел на его лице выражения боли или ужаса, если не считать тех случаев, когда, находясь перед камерой, он вдруг замечал непорядок в своей прическе. Но его реакции мне видеть было не суждено. Когда операторы приготовились к съемке, снимать уже было нечего, кроме домика, окруженного желтой полицейской лентой, и горстки полицейских с плотно сжатыми губами. Копы избегали беседовать с Сангром и в хорошие дни, а сегодня они, похоже, даже не назвали бы ему собственных имен, если бы парня это вдруг заинтересовало.
У меня, по правде говоря, дел не было. Я приехал на автомобиле Деборы, и у меня с собой не было кейса с нужными приборами и инструментами. Кейс, впрочем, и не нужен, поскольку я нигде не увидел пятен крови. Поскольку это мое поле деятельности, мне хотелось что-нибудь обнаружить, чтобы хоть как-то быть полезным. Но наш друг-хирург оказался чрезмерно внимателен. Я осмотрел другие помещения, которых было не много. В доме имелись маленькая спальня, крошечная ванная комната и чулан. Все они были пусты, если не считать потертого матраса на полу спальни. Матрас выглядел так, словно его приобрели в той же лавке старьевщика, что и кресло в гостиной. Кроме того, он был настолько тощим, что больше всего походил на хорошо отбитый кубинский бифштекс. Больше никакой мебели. Отсутствовала и домашняя утварь. Я не увидел даже пластиковой ложки.
Единственный предмет, имевший хотя бы крошечный отпечаток чего-то личного, обнаружил под столом «Не родственник». Это случилось, когда я заканчивал тур по дому.
— Вот! — воскликнул он и пинцетом поднял с пола какой-то небольшой предмет. |