И в этот момент я услышал, как тонкий голос в глубине мозга Декстера, откашлявшись, поинтересовался: «Простите на минуту, но что, черт побери, здесь происходит?»

Не исключено, что кто-то тайком подсыпал в мой кофе ЛСД, поскольку день начался с того, что я вдруг стал ощущать себя Декстером в Стране Чудес. С какой стати мы здесь собрались? Кто этот покрытый шрамами амбал, заставивший нервничать капитана Мэттьюза? Откуда он знает Доукса? И скажите мне, ради всего святого, светлого и колючего, почему лицо Деборы обрело столь несвойственный ему красный цвет?

Я часто оказывался в таких ситуациях, когда мне казалось, будто все, кроме Декстера, успели прочитать инструкции, в то время как бедняга Декстер не может сообразить, как связать А и Б. Это обычно имеет отношение к человеческим эмоциям, которые люди прекрасно понимают. Но не Декстер. Он, происходя из иной Вселенной, не способен ни прочувствовать, ни понять подобного. Дожидаясь, когда все вернется на знакомый путь, я могу лишь ловить намеки, указывающие на то, как следует поступить и какое выражение лица принять, чтобы оно соответствовало ситуации.

Я взглянул на Винса Мацуоку, с кем, пожалуй, был ближе, чем с другими сотрудниками. И не только потому, что мы по очереди приносили пончики. Он, как мне казалось, тоже ведет жизнь притворщика. Создавалось впечатление, будто Винс постоянно смотрит сериалы, чтобы научиться тому, как надо улыбаться и что следует говорить. По части притворства Винс был не таким талантливым, как я, и выглядел не очень убедительно. Тем не менее я ощущал с ним некое родство душ.

В данный момент Винс выглядел встревоженным и напуганным. Он постоянно пытался безуспешно сглотнуть. Здесь я не нашел никакой подсказки.

Камилла Фигг являла собой олицетворение внимания. Она сидела, уперев взгляд в противоположную стену. Лицо ее было бледным, но на щеках присутствовали ярко выраженные красные пятна округлой формы.

Дебора, как я уже упоминал, съежившись на стуле, делала все, чтобы темно-бордовый цвет ее лица побыстрее стал ярко-красным.

Чатски шлепнул ладонью по столу, оглядел всех и сказал со счастливой улыбкой:

— Я хочу поблагодарить вас за сотрудничество в этом деле. Чрезвычайно важно, чтобы все хранилось в тайне до тех пор, пока не начнут работать мои люди.

Капитан Мэттьюз снова откашлялся и произнес:

— Гм… Я… мм… полагаю, вы хотите, чтобы мы продолжали стандартные следственные процедуры… допрос свидетелей и все такое.

— Нет, — покачал головой Чатски. — Я желаю, чтобы ваши люди немедленно и полностью вышли из игры. Чтобы это дело, с позиций вашего управления, умерло. Прекратило бы свое существование. Исчезло. Но больше всего я хочу, капитан, чтобы этого вообще не было бы.

— И вы берете на себя все расследование? — спросила Дебора.

Чатски посмотрел на нее, и его улыбка стала еще шире.

— Совершенно верно.

Он улыбался бы моей сестре бесконечно, если бы не офицер Коронелл — коп, который сидел на веранде рядом с блюющей и плачущей пожилой леди.

— Постойте, постойте! — воскликнул он с изрядной долей враждебности в голосе, что сделало его едва заметный акцент более явственным.

Чатски повернулся к нему, продолжая улыбаться. Коронелл явно нервничал, но радостный взгляд гостя выдержал с достоинством.

— Вы хотите, чтобы мы перестали заниматься своей работой?

— Ваша работа состоит в том, чтобы охранять и служить, — промолвил Чатски. — В данном случае это означает, что вы будете охранять тайну и служить мне.

— Откуда это дерьмо? — возмутился Коронелл.

— Не имеет значения, откуда и какого рода это дерьмо, — спокойно произнес Чатски. — Но вы сделаете так, как хочу я.