|
Агент ограничился улыбкой и тихо произнес: – О, дорогой маэстро, перчатки штука удобная: можно за все браться, не пачкая рук. Выходя из гостиной, Саккар, к своему удивлению, увидел у самой портьеры Максима, и это немного встревожило его. Молодой человек сидел на кушетке рядом с белокурой дамой, которая монотонным голосом рассказывала ему какую то длинную историю, – вероятно, историю своей жизни. Максим действительно слышал разговор отца с Ларсоно. Сообщники показались ему большими ловкачами. Все еще взбешенный изменой Репе, он испытывал подлую радость, узнав, что ее собираются обобрать. Это будет до некоторой степени отплатой за него. Отец подошел к Максиму и поздоровался, подозрительно глядя на сына; но тот прошептал ему на ухо, указывая на белокурую даму: – Недурна, не правда ли? Я хочу провести с ней вечер. Тогда Саккар рассыпался в любезностях. К ним подошла Лаура д'Ориньн. Поболтав с минуту, она пожаловалась на Максима – он бывает у нее раз в месяц, а то и реже; но Максим объяснил, что был очень занят, чем рассмешил всю публику. Он добавил, что впредь надоест ей своими посещениями. – Я сочинил трагедию, – сказал он, – и только вчера придумал пятый акт… Теперь буду отдыхать у всех парижских красавиц. Максим смеялся, смакуя ему одному понятные намеки. В гостиной остались только Розан и Ларсоно, сидевшие по обе стороны камина. Саккары и белокурая дама, жившая в том же доме, поднялись. Лаура подошла к герцогу и что то шепнула ему; он, казалось, был удивлен и недоволен. Видя, что он не решается встать с кресла, она сказала вполголоса: – Нет, право, не сегодня. У меня мигрень!.. Завтра… Обещаю вам. Розан скрепя сердце удалился. Лаура дождалась, когда он вышел на площадку, и быстро сказала на ухо Ларсоно: – Ну, длинный Лар! Я сдержала слово… Посади его в карету. Когда белокурая дама попрощалась с мужчинами и поднялась к себе, этажом выше, Максим, к удивлению Саккара, не последовал за ней. – Что ж ты? – спросил он. – Нет, – ответил Максим, – по правде сказать, я раздумал… У него мелькнула мысль, которая показалась ему очень смешной: – Если хочешь, я могу уступить тебе место. Поторопись, пока она еще не закрыла двери. Но отец тихонько пожал плечами: – Спасибо, сынок, у меня сейчас есть кое что получше. Все четверо мужчин спустились вниз. Когда они вышли на улицу, герцог непременно хотел посадить с собою в карету Ларсоно; мать Розана жила в Маре, и он предложил агенту довезти его до дому, на улицу Риволи. Но тот отказался, сам захлопнул дверцу кареты и крикнул кучеру: «Трогай!» Оставшись с двумя Саккарами на тротуаре бульвара Гаусмана, он, не двигаясь с места, продолжал болтать с ними. – Ах, бедняга Розан! – воскликнул Саккар, который вдруг все понял. Ларсоно стал отнекиваться, говоря, что такие вещи его не интересуют, – он человек практический. Но его собеседники продолжали шутить; а так как на улице было холодно, агент, наконец, воскликнул: – Ну, ничего не поделаешь, пойду позвоню!.. Вы нескромны, господа. – Доброй ночи! – крикнул Максим, когда за ним закрылась дверь. Взяв под руку отца, он пошел с ним вверх по бульвару. Стояла светлая зимняя ночь, когда так хорошо дышать морозным воздухом и ходить по затвердевшей земле. Саккар находил, что Ларсоно сделал ошибку, ему следовало остаться с Лаурой только в приятельских отношениях. Начав с этого, он завел разговор о вреде связей с продажными женщинами. Проявив вдруг высоконравственные чувства, он изрекал сентенции, удивляя сына мудрыми советами. – Видишь ли, сынок… – говорил он, – все хорошо до поры до времени. Это вредно для здоровья и подлинного счастья не дает. Ты прекрасно знаешь, я не буржуа по натуре. |
