|
Я даже намекнул, что не очень верю в вашу честность… Затем я ей объяснил, что шароннское предприятие рухнет, когда вы обанкротитесь, и лучше всего принять ваше предложение выкупить ее долю хотя бы и за бесценок. – Ну, выдумка неважная, – пробормотал агент. – Неужели вы воображаете, что ваша жена поверит таким басням? Саккар улыбнулся. Он был благодушно настроен. – Вы наивны, мой дорогой, – возразил он. – Существо дела тут ни при чем: важны детали, жесты, тон. Позовите сюда Розана, и я на пари берусь доказать ему, что сейчас день. А моя жена не многим умнее Розана… Я раскрыл перед нею бездну. Она даже» не подозревает о предстоящем отчуждении. Когда она выразила удивление, как это в момент катастрофы вы согласны взять на себя еще более тяжелую обузу, я сказал, что, повидимому, она мешает вам развязаться при помощи какой нибудь жульнической махинации с вашими кредиторами… Наконец я указал ей, что эта сделка – единственное средство избавиться от бесконечной судебной волокиты и извлечь хотя бы немного денег от продажи пустырей. Ларсоно все же находил, что эта история слишком грубо скроена. Он был сторонником менее драматических ситуаций; завязка и развязка его дел всегда носили изящный характер салонных комедий. – Я бы придумал другое, – сказал он. – Впрочем, у каждого свой метод… Нам придется заплатить. – Вот об этом я и хочу с вами договориться, – ответил Саккар. – Завтра я отнесу жене акт, она его подпишет, ей останется только поручить передать его вам через меня и получить деньги… Я предпочитаю, чтобы дело обошлось без встречи… Саккар не хотел, чтобы Ларсоно бывал у них запросто. Он никогда не приглашал его, а если компаньонам необходимо было видеться лично, Аристид сам приводил агента к Рене; это случилось три раза. Почти всегда Саккар действовал по доверенности жены, считая излишним, чтобы она слишком близко заглядывала в его дела. Раскрыв портфель, он добавил: – Вот на двести тысяч франков векселей, подписанных моей женой; вы отдадите их ей в счет уплаты, прибавив еще те сто тысяч, которые я привезу вам завтра утром… Я отдаю последнее, мой друг. Эта сделка стоит мне огромных денег. – Но, – заметил агент, – это составит только триста тысяч… Разве расписка будет на эту сумму? – Расписка на триста тысяч! – возразил Саккар, рассмеявшись. – Вот это здорово! Хороши бы мы были потом. Согласно нашей описи, владение должно быть оценено на сегодняшний день в два с половиной миллиона. – Расписка, разумеется, будет выдана на половину этой суммы. – Ваша жена ни за что не подпишет. – Нет, подпишет! Говорят вам, что все решено. Черт возьми, я ей сказал, что это ваше первейшее условие. Ваше разорение для нас зарез, понимаете? Вот тут то я и усомнился в вашей честности и обвинил вас в желании надуть своих кредиторов… Ведь моя жена ничего не смыслит в делах. Ларсоно качал головой, повторяя: – Все равно, надо было придумать что нибудь попроще. – Да ведь моя выдумка проще простого! – возразил с удивлением Саккар. – Черт возьми, в чем, по вашему, тут сложность? Он не сознавал, каким невероятным количеством хитросплетений запутывал самое пустое дело, и поистине радовался глупой сказке, которую преподнес Рене; больше всего его восхищала наглость обмана, нагромождение невероятного, удивительная сложность интриги. Саккар давно бы владел участками, не придумай он всей этой драмы; но если бы они легко достались ему, он испытал бы гораздо меньше удовольствия. Впрочем, очень много наивного было в финансовой мелодраме, которую Аристид построил вокруг шароннской спекуляции. Саккар встал, взял Ларсоно под руку и направился в гостиную, говоря: – Вы меня поняли? Следуйте только моим указаниям, потом сами будете меня благодарить… Напрасно вы носите лайковые перчатки, мой друг, они портят руку. |
