|
Цена показалась Саккару слишком высокой. Он охотно поделился бы со своим бывшим коллегой, но его взбесила эта ловушка, тщеславное желание компаньона надуть его. С другой стороны, он встревожился, зная, что за птица Ларсоно. Саккар прекрасно понимал, что тот способен отнести документы его брату министру, который, несомненно, заплатит за них, чтобы избежать скандала. – Черт возьми, – тихо проговорил он, садясь в кресло, – скверная история!.. А нельзя ли увидеть этого мерзавца? – Я могу за ним послать, – ответил Ларсоно. – Он живет рядом, на улице Жана Лантье. Не прошло и десяти минут, как в контору тихо вошел, стараясь не скрипнуть дверью, молодой человек небольшого роста, косоглазый, с веснушчатым лицом и светлыми волосами. Он был одет в чересчур просторный, сильно поношенный черный сюртук. Он держался на почтительном расстоянии, искоса и спокойно разглядывая Саккара. Ларсоно, назвавший молодого человека Баптистеном, подверг его допросу, на который тот, нимало не смущаясь, давал односложные ответы и невозмутимо выслушивал эпитеты: вор, злодей, мошенник, какие патрон считал нужным прибавлять к каждому своему вопросу. Саккар восхищался хладнокровием молодого человека. Был даже момент, когда Ларсоно вскочил с кресла, как будто намеревался прибить несчастного; тот только отступил на шаг и еще смиреннее скосил глаза. – Ну хорошо, оставьте его, – сказал финансист. – Итак, молодой человек, вы желаете получить за документы сто тысяч франков? – Да, сто тысяч франков, – ответил Баптиетен. Он вышел. Ларсоно, казалось, не мог успокоиться. – А? Каков негодяй! – бормотал он. – Заметили, какие у него лживые глаза? С виду тихоня, а такие молодчики способны из за двадцати франков зарезать человека. Саккар прервал его: – Э! Не так уж он страшен: я думаю, с ним можно поладить… А вот у меня дело, пожалуй, посерьезнее. Вы были правы, что спасались моей жены, мой друг. Вообразите, она собирается продать свою часть владения Гафнеру, ей нужны деньги. Видно, Рене надоумила ее приятельница Сюзанна. Ларсоно перестал причитать: он слушал, слегка побледнев, поправляя сбившийся во время приступа гнева воротничок. – Эта передача прав, – продолжал Саккар, – разбивает все наши надежды. Если Гафнер войдет к вам в компанию, то пострадают не только наши барыши: я страшно боюсь, что он поставит нас в крайне неприятное положение – этот педант будет совать нос во все счета. Ларсоно принялся взволнованно ходить по ковру, скрипя лакированными ботинками. – Видите, в какое попадаешь положение, когда оказываешь людям услугу!.. Я, милый мой, на вашем месте ни за что не разрешил бы своей жене сделать такую глупость. Я бы просто прибил ее. – Ах, мой друг!.. – произнес финансист, тонко улыбаясь. – Я имею так же мало влияния на свою жену, как вы на эту каналью Баптистена. Ларсоно круто остановился перед Саккаром, который, продолжая улыбаться, пристально глядел на него. Потом он снова принялся ходить взад и вперед, но медленным и размеренным шагом. Он подошел к зеркалу, поправил галстук, снова прошелся, принимая обычный изящный вид. И вдруг позвал: – Баптиетен! Косоглазый молодой человек вошел в другую дверь. Он был без шляпы и вертел в руках перо. – Пойди принеси инвентарную опись, – сказал Ларсоно. А когда Баптиетен ушел, агент стал торговаться. – Сделайте это для меня, – откровенно сказал он наконец. Саккар согласился дать тридцать тысяч из будущих прибылей по шароннскому делу. Он считал, что еще дешево отделался от ростовщика в изящных перчатках. Ларсоно потребовал, чтобы обязательство было выдано на его имя, и довел комедию до конца, добавив, что передаст тридцать тысяч г ну Баптистену. Саккар с облегчением смеялся, сжигая в камине инвентарную опись, бросая один лист за другим в огонь. |
