|
Взбудоражить Париж – это оплодотворить его». Саккар улыбнулся, закрыв глаза, как бы для того, чтобы лучше просмаковать тонкое остроумие Лароша. Он наклонился за спиной г жи д'Эспане и сказал г ну Юпель де ла Ну достаточно громко, чтобы все его услышали: – Замечательный остряк! Как только заговорили о парижских строительных работах, почтеннейший Шарье вытянул шею, как будто хотел вмешаться в разговор. Его компаньон был всецело поглощен Сидонией, С самого начала обеда Саккар исподтишка наблюдал за подрядчиками. – Городское управление, – сказал он, – встретило исключительную преданность!.. Всем хотелось способствовать великому делу. Если бы городу не пришли на помощь богатые товарищества, он ни за что не справился бы так хорошо и так быстро. Саккар с грубоватой лестью обратился к подрядчикам: – Господа Миньон и Шарье кое что могут порассказать, они вложили в это дело свою долю труда, им достанется и своя доля славы. Разбогатевшие каменщики с глупым самодовольством выслушали эту откровенную похвалу. Миньон, которому Сидония жеманно говорила в эту минуту: «Полноте, сударь, вы мне льстите! Розовый цвет слишком молод для меня…» – прервал ее на полуслове, чтобы ответить Саккару: – Вы слишком добры. Мы только сделали свое. Шарье, более отесанный, допил бокал помаре и сумел построить целую фразу. – Парижские работы, – сказал он, – дали заработок рабочему человеку. – Можно еще добавить, – продолжал г н Тутен Ларош, – что они дали мощный толчок финансам и промышленности. – Не забудьте также художественную сторону дела: новые улицы полны величия, – добавил г н Юпель де ла Ну, который чванился своим вкусом. – Да, да, прекрасная работа, – пробормотал г н де Марейль, чтобы принять участие в разговоре. – Что касается расходов, – с важностью изрек депутат Гафнер, раскрывавший рот лишь в исключительных случаях, – то наши дети оплатят их, и это будет вполне справедливо. Эти слова он произнес, глядя на г на Сафре, на которого г жа Мишлен, казалось, уже несколько минут немного дулась. Молодой секретарь, желая показать, что он в курсе разговора, повторил: – Совершенно верно, это будет вполне справедливо. В кругу важных гостей, занимавших середину стола, каждый высказал свое мнение. Начальник отдела, г н Мишлен, улыбался, качая головой: это было его обычной манерой принимать участие в общем разговоре; у него имелись особые улыбки для поклонов, для ответов, для выражения согласия, благодарности, для прощания – целая коллекция милых улыбок, избавлявших его от необходимости пользоваться речью; повидимому, он считал, что улыбка красноречивее слов и больше способствует его карьере. Еще одно лицо оставалось немым – барон Гуро, который медленно прожевывал пищу, опустив, точно бык, тяжелые веки. До сих пор он, казалось, был поглощен созерцанием своей тарелки. Он отвечал на ухаживание Рене довольным ворчанием. И вот, ко всеобщему удивлению, он поднял голову и произнес, вытирая жирные губы: – Я домовладелец; когда я ремонтирую и отделываю одну из квартир, то набавляю плату жильцу. Фраза г на Гафнера: «Наши дети заплатят», разбудила сенатора. Все сдержанно захлопали в ладоши, а г н Сафре воскликнул: – Ах, очаровательно, очаровательно, я пошлю завтра это остроумное замечание в газеты. – Вы совершенно правы, господа, мы живем в хорошее время, – произнес Миньон как бы в заключение, в то время как гости улыбались, восхищенные остроумием барона. – Я знаю людей, наживших изрядное состояние. Да, изволите ли видеть, кто наживает деньги, тому все кажется прекрасным. Последние слова сковали холодом всех этих важных господ. Разговор резко оборвался, каждый избегал смотреть соседу в глаза. |
