Изменить размер шрифта - +
Фемистокл попробовал еще раз, под другим углом. Он навалился на весло всем телом, повиснув в воздухе. Нос триеры поднялся, раздался треск, и корабль греков освободился от смертельного захвата.

Когда афиняне увидели, что Фемистокл остался на горящем судне варваров, рулевой, подгоняя гребцов, сделал головокружительный маневр, и греческая триера оказалась в трех локтях параллельно персидскому кораблю. Фемистокл вмиг перепрыгнул на свое судно.

— Эй-эй-эй! — крикнул рулевой, и гребцы ответили ему хором.

Тем временем греки подожгли еще несколько варварских кораблей. Персидские воины кричали от отчаяния, потому что, в отличие от греков, они не умели плавать. Наступил полдень, а грандиозное сражение все продолжалось. Ни одной из сторон не удавалось достичь перевеса. На место каждого уничтоженного варварского корабля приходил новый, и все повторялось сначала.

Ксеркс ел красный виноград, стараясь выплевывать косточки подальше от себя.

— Смотрите, смотрите! — вдруг вскрикнул он. — Один из наших кораблей повернул назад! Кто отдал такой приказ? Кто разрешил? — Царь указал на финикийскую триеру, которая, по-видимому, в неразберихе боя потеряла ориентир. — Кто это?

— Финикиец Мнасидик, — ответил один из приближенных, и Ксеркс продиктовал секретарю:

— Мнасидик, отрубить голову.

Корабли варваров изо всех сил сопротивлялись напору южного ветра, и чем ближе ветер теснил их к берегу, тем больше они мешали друг другу.

— Смотрите, царь и повелитель! — крикнул один из приближенных. — Артемисия потопила греческий корабль!

Сообщение не вызвало у великого царя настоящей радости.

— Мне кажется, наши мужчины стали бабами, а наши бабы сражаются, как мужчины. — Он исподлобья посмотрел на Дафну, которая сидела в напряжении, сжав руки между коленями, и молчала. Молчание гетеры разозлило царя, и он набросился на нее: — Я знаю, для кого бьется твое сердце, гречанка. Но твои молитвы напрасны!

Дафна насмешливо улыбнулась. Ее глаза блеснули, кулаки сжались в бессильной злобе.

— Возможно, — прошипела она, — что ты переживешь этот день, но для твоих мужей там, внизу, спасения больше нет. Греки разобьют их, потому что они воюют за правое дело. И боги-олимпийцы не допустят, чтобы варвары разрушали их храмы и статуи.

— Замолчи, ты, гетера! — рявкнул царь. — Или я велю тебя высечь, как никудышную рабыню!

Слова царя не испугали Дафну.

— Давай, высеки меня кнутом! — крикнула она со слезами на глазах. — Варвары ни на что больше не способны. Ума у них нет, поэтому они всего стараются достичь силой.

Дафна испуганно замолчала. И как это могло у нее вырваться?

Все взгляды устремились на Ксеркса. Тот растерянно смотрел на гречанку. Его черная борода дрожала. Пальцы нервно теребили золотые застежки на одежде. Потом, после бесконечной паузы, он хриплым голосом позвал начальника охраны, стоявшего за его спиной. Фыркнув, Ксеркс задрал голову и громко приказал:

— Бей ее в лицо. Разбей ей лицо. Бей, пока не потечет кровь! Я хочу это видеть!

Хилиарх, великан в кожаных доспехах, коротко подстриженный, с волосатыми руками, как из-под земли вырос перед Дафной и стоял словно бык, могучий и неумолимый. Дафна посмотрела на него открыто, без видимого страха, и этот взгляд смутил начальника охраны. Обычно он видел только ужас и отчаяние в глазах своей жертвы. А сейчас на него смотрели глаза, полные бесстрашия и такой естественной привлекательности. Хилиарх не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал сочувствие к человеку, которому он всаживал в грудь меч или отрубал голову. Но необходимость ударить женщину рукой, сделать ей больно вызвала растерянность и даже неловкость.

Быстрый переход