– Приглашаю в свою берлогу, – по пути об»явила она. – Не на ночь, конечно, с этим мы, кажется, уже разобрались. Выпьем по чашечке кофе и пойдешь баюшки баю. В свою комнату… Не могу без кофе, – по детски пожаловалась она. – Обычный ночной рацион: крепкий кофе и снотворная таблетка.

Родимцев смотрел и удивлялся. Подобного великолепия он ещё не видел. В холле – чучело медведя с подносом в лапах. На подносе – напитки, фужеры. Второй медведь распростер когтистые лапы над столиком на гнутых ножками с раритетным телефонным аппаратом. На стенах – дорогие картины, хрустальные светильники, и – чучела, чучела. Неведомых зверюшек и фнтастических птиц.

– Любуешься на эту дрянь? – хозяйка брезгливо ткнула пальчиком в оскаленную морду какого то птеродакля. – Папаша забавляется. Мало ему разной нечисти – грозится поставить мумии африканских туземцев…

Аппартаменты Ольховой – несколько комнат, соединенных раздвигающимися перегородками. В холле и на лестнице – чистота и порядок, а здесь – разбросанные вещи, принадлежности туалета, косметика, зонтики и шляпки. Короче, полный кавардак. В приоткрытую дверь виднеется разобранная постель со смятым в комок одеялом и кошкой, спящей на хозяйской подушке.

Войдя в комнату, Вера Борисовна быстренько схватила лежащие прямо на столе бюстгалтер и такого же белоснежного цвета штанишки, спрятала их за спину.

– Прости за беспорядок, – отвела она в сторону смеющийся взгляд. – Признаться, хозяйка из меня дерьмовая, терпеть не могу убираться. Точно так же – готовить. А разреши это сделать служанке – так уберется, что с неделю станешь искать свое белье… Устраивайся на диванчике, младенчик, сейчас сварю кофе и продолжим душещипательную беседу.

Ольхова включила стоящую на баре кофееварку и умчалась в спальню. Наверно, переодеваться. Ибо дверь не просто закрыла – защелкнула на замок.

Устраиваться на плюшевом диване Николай не стал – принялся бродить по гостиной. Здесь не было картин и чучел, только над диваном висит в простенькой рамочке лубочная картинка, изображающая целующихся парня и девушку.

Равнодушно осмотрев обстановку, Родимцев поднял с пола золотую зажигалку с вкрапленными бриллиантами. Не потому, что золотая. Зажигалка изображала голых бородатого мужика и толстобедрую бабу. Нажмешь кнопку – влюбленные приникают друг к другу, женщина блаженно откидывает голову, у неё между ног вспыхивает огонь.

Рядом валяется такая же драгоценная брошь. И снова с сексуальным подтекстом: две голые фигуры переплелись одна с другой. Так, что с первого взгляда не отличить чья нога, чья рука.

Многозначительные игрушки! Если они подстать своей хозяйке, можно идти на приступ – отказа не предвидится.

– Любуешься?

Ольхова – в длинном, до пят, блестящем халате, наглухо застегнутом у шеи и на поясе. На лице – монашеское выражение невинной девочки. Волосы распущены, пышным водопадом падают на воротник.

– Есть чем полюбоваться, – согласился Николай, показывая эротическую зажигалку. – Знаете, Вера Борисовна…

– Стоп, младенчик! – неожиданно густым, недовольным голосом остановила парня хозяйка. – На этой стадии китайские церемонии просто смешны. Твое имя узнала – Коленька. А меня в детстве покойная мама именовала Вавочкой… Смешное имячко, да? – густой, недовольный голос вдруг трансформировался в кошачье мурлыканье. – Ушибу, бывало, ножку и бегу к мамочке, показываю и лепечу: вавочка… Вот и прошу тебя, Коленька, впредь обращаться ко мне по детской кличке… Понятно?

Удивительная женщина. Или девушка? То по мужски груба, то по детски ласкова, то откровенно сексуальна, то – типичная невинность.

– Понятно, – не сдержал улыбки Родимцев.