Видимо, нотариус поразил Марту Цилу Петуха в самое сердце. Он пробормотал что-то, но слов мы не разобрали.

— Уж не думаете ли вы, что венгерское государство станет раскапывать вам землю под дыни за свой счет? Вот я и говорю: дорого вам ваша рожь обойдется, даже если не отыщется.

Старик опять пробормотал что-то, но до нас снова донеслись только слова нотариуса.

— Про то, что утро вечера мудренее, вам лучше знать. По мне, ложитесь хоть сейчас, а к утру чтоб десять человек были на месте. Можете идти.

Марта, спотыкаясь, побрел к калитке, а нотариус тем временем вперевалку направился к нам.

— Я пригласил бы вас отобедать, друзья, но теперь вам нужно спешить домой, потому что Марта Петух с минуты на минуту будет у Фиделя. Не тревожься, теперь он станет кротким, как ягненок.

(Писать об этом в романе я, пожалуй, не стану — чего доброго, обвинят нотариуса в злоупотреблении властью. Как бы до парламентского запроса не дошло. Вот вам, мол, деревенский судия, который тиранит мужиков, как во времена Йожефа Этвеша.)

Несчастная жертва и в самом деле уже поджидала нас, сидя на пороге в тени туи. Вид у Марты был не запуганный, а скорее снисходительный. Ни один городской директор банка не сумел бы говорить в столь покровительственном тоне.

— Я туточки, барин, заново все обмозговал. Аттила так Аттила. Я и людей сам подберу. Меня-то они скорее послушают, нежели городского, вроде вас. Двести крон в день, без кормежки — и к завтрему в шесть утра десять мужиков как один на месте. Ну чего, по рукам, что ли?

По рукам. Пятьдесят крон с носа за посредничество — это еще туда-сюда. Но в отместку я решил слегка припугнуть старика.

— Надо поставить в известность господина нотариуса, так положено.

— Ну-ну, вам-то лучше знать, как и что, — старик пожал плечами, но явно растерялся.

Дойдя до калитки, он обернулся и поманил меня чубуком:

— Знаете, что я надумал: чего вам таскаться к господину нотариусу по энтой жаре-то, я сам ему объявлю, чего надо. Мы скажем, будто землю я копаю, а вы только так, поглядеть захаживаете. Вы уж мне поверьте, так оно лучше будет, ить наш нотариус, он такой человек, что возьмет да и приберет все сокровище к рукам.

— Какое такое сокровище?

— А вот то самое, что вы откопать задумали. Оно, конечно, люди мы бедные, что и говорить, но какой-никакой умишко имеется. Не Аттила вам нужон, понятное дело, а сундук с деньгой. Ну и бог в помощь, да чем скорее, тем лучше!

На следующий день, ровно в шесть утра, у подножия холма действительно стояло десять мужиков. Едва завидев их, Фидель расхохотался.

— Да, с такими, как я погляжу, и против русских не повоюешь. Сплошь старые хрычи, старик, видать, подбирал только себе подобных.

На самом деле подобрал он тех, кого смог. Все, кто помоложе, были на работе: убирали урожай — либо свой, либо чужой. Только старики и были свободны. Я прикинул: вместе им могло быть лет семьсот. Не беда, а для моей кропотливой работы они как раз сгодятся, по крайней мере не проломят Аттиле черепа в спешке. Хуже то, что большинство из них — увечные: кто кривой, кто хромой, кто слеп на один глаз, кто глух на оба уха.

— Все люди служивые, барин, — похвастался Марта Петух, пока я делал смотр моей армии.

— А как же, — подтвердил Фидель, — все как один служили кайзеру во время оккупации Боснии.

— Это что! Есть тут и такие, что аж в Кёниггреце сражались, — подхватил шутку маленький мужичонка с кошутовской бородой.

Ответом было всеобщее веселье; я тоже улыбнулся.

— Видали теперь, — произнес кто-то у меня за спиной, — я ж так вам и сказывал: кум Бибок за словом в карман не полезет.