Туризинда поразило это прикосновение. В нем не было ничего оскорбительного для жертвы, напротив – палач держался с подчеркнутым уважением. Все, что он делал, было профессионально.

Толпа возбуждалась все больше. Внезапно Туризинду пришло в голову, что и палач, и его жертва – оба великолепные артисты. Их хлеб – развлекать публику. Вероятно, Дертоса, прежде, чем заняться грабежами, была гимнасткой ил танцовщицей.

Палач вытащил из-за пояса кнут и развернул его. Несколько раз щелкнул в воздухе – хлопок получился звонкий, веселый. А затем, повернувшись к женщине, нанес ей первый удар. На молочно-белой коже появилась красная полоса.

И снова несколько щелчков в воздухе – и новый удар. Вторая полоса. На сей раз Дертоса застонала.

Туризинд почувствовал, что больше не выдержит этого. А палач, ни разу не улыбнувшись под капюшоном, продолжал свой безупречный спектакль. Он расхаживал по помосту, демонстрируя кнут всем собравшимся. Гибкий конец кнута то выписывал замысловатые фигуры над головой палача, то змеился у него под ногами. И всякий раз новый удар жертве он наносил неожиданно – и для нее самой, и для толпы зрителей.

Туризинд считал полосы, появляющиеся на спине Дертосы. Они как будто вырастали сами собой: седьмая, восьмая… Безупречно ровные, они ложились одна под другой: даже расстояние между ними было приблизительно одинаковое.

Женщина уже не стыдясь кричала, а в промежутках между ударами хрипло, с рыданием вдыхала воздух. Над ухом у Туризинда кто-то сладострастно сопел. Туризинду хотелось бы отодвинуться, но такой возможности в плотной толпе у него не было.

По ногам Дертосы струилась кровь: два последних удара оказались самыми сильными, они рассекли кожу почти до кости. Туризинд не сомневался, что палач сделал это нарочно: жертва не должна была привыкать к боли, которая возрастала с каждым новым ударом.

Когда экзекуция закончилась, Туризинд резко выдохнул. Он понял вдруг, что с какого-то момента затаил дыхание и напрягся всем телом. Рядом с ним хрипло переводил дыхание какой-то толстяк.

Палач отвязал Дертосу и взял ее за плечи, развернув лицом к толпе. Зрители разразились криками. Женщина искусала себе губы в кровь, ее веки распухли от слез, на скулах горели красные пятна нездорового румянца.

Палач бесстрастно высился над своей жертвой. Несколько минут публика бушевала, любуясь страданиями той, что издевалась над слабостями здешних мужчинам. Особенно неистовствовали в толпе почтенные горожанки.

Действуя ловко, как эквилибрист, палач повернул свою «подопечную» в другую сторону, затем в третью… Каждое их движение на помосте вызывало новый взрыв восторженных и гневных воплей. Затем он обнял ее и почти танцевальным шагом повел к петле.

Дертоса несколько раз споткнулась. Она все еще пыталась держаться с достоинством, хотя видно было, что палач почти совершенно сломил ее волю.

«Что ж, – подумал Туризинд, – возможно, это мне только на руку. Нет хуже, чем спасать кого-то, у кого имеется собственное мнение. Лучше уж пусть будет безвольной. А еще лучше – пусть потеряет сознание. Впрочем, здешний палач слишком хорош – у него жертва никогда не потеряет сознание…»

Дертоса оказалась слишком маленького роста. Даже встав на специальные деревянные козлы, она не дотягивалась до петли. Палач помог ей приподняться на цыпочки. Мгновение она балансировала на кончиках пальцев, как заправская танцовщица. Грубая петля резко выделялась на ее белой шее. Затем одним быстрым движением палач выбил опору у нее из-под ног.

Пора!

Туризинд выхватил из-за пояса кинжал и метнул его, целясь в натянувшуюся веревку. С громким хлопком веревка оборвалась, женщина повалилась на помост. Палач резко обернулся.

Туризинд уже вскочил на помост, радуясь тому, что долгое заключение никак не повлияло на силу и гибкость его мышц.