– Ешь, – внезапно хрипловато буркнул он.

Его неожиданная разговорчивость меня ничуть не удивила и не обрадовала, лишь острее кольнула сердце горечь разочарования. Глупо ждать чего-то доброго от разумного существа, которое обращается с беззащитной незнакомкой как с рабом или вещью.

– Да пошел ты… – вырвалось само, ну а потом я уже добавила от души: –…со своими подачками, подлый гад! Сволочь, садист, живодер недобитый!

В сердцах я забыла, где нахожусь, и крыла его по-русски, спеша выплеснуть всю свою ненависть. Наверняка он это чувствовал, хотя и не понимал, но отвечать не собирался. Поставил посудину неподалеку от меня и сел у противоположной стенки, изредка поглядывая в мою сторону желто-зелеными глазками, в глубине которых светилось откровенное презрение.

И вот оно было самым неуместным в этом месте и этой ситуации, хотя я не сразу это заметила.

Некоторое время тишину странного жилища нарушало лишь шуршание ветвей от ветра, потом шеосс взял свою чашку и начал есть. Судя по всему, там было что-то молочное, сметана или простокваша: на морде монстра, поразительно похожей на человечье лицо, остались белые капли. Он вытер их какой-то серой тряпкой, отставил пустую чашу и, покопавшись в подстилке, достал плоскую деревянную шкатулку.

Я настороженно следила за каждым его движением, ноги постепенно оживали, и вместе с ними возрождалась надежда на спасение. Смешно ведь не попытаться сбежать, если это единственный шанс выжить самой и спасти деда.

– Ты хотел быть шеосс, – произнося слова как-то слишком медленно, словно с трудом, бесстрастно объявил мой враг, глянул на меня с откровенным ехидством и победно завершил: – Теперь ты шеосс!

Целую минуту, а может и две, я потрясенно таращилась на него, пытаясь понять, что он хотел этим сказать и есть ли какое-то второе или третье значение у этих диких слов, но монстр молчал, многозначительно постукивая по шкатулке обезьяньими пальцами.

– В каком смысле? – сообразив, что реплика за мной, сухо осведомилась я.

Он снова высокомерно ухмыльнулся и с неожиданной выразительностью оглядел меня с ног до головы. Автоматически проследив за его взглядом, я обмерла, не желая верить в происходящее.

Шоколадная шерстка, которую научил меня выращивать дед, просто на глазах росла и зеленела, превращая меня в точную копию сидевшего напротив шеосса. Вот теперь значение его слов наконец дошло до меня более чем отчетливо, и новая волна отчаяния затопила душу.

Теперь бесполезно даже пытаться сбежать: вторая часть плана – достать одежду, сменить облик и попытаться добраться до любого мага – мне уже недоступна. Ни один человек не станет задаром слушать шеосса, которых тут считают духами леса, способными за ночь вырастить любое дерево. Сначала от меня потребуют оплату… а где я ее возьму?

И я снова сорвалась, глупо и некрасиво, как самая натуральная гламурная истеричка, которых давно узнаю с первого взгляда и просто на дух не выношу.

– Какой еще шеосс?! – заорала во все горло, словно монстр был глухим. – Какой, ко всем чертям, шеосс?! Я никогда не собиралась такой оставаться, мне всего-то и нужно было выжить несколько дней, пока доберусь до поселка!!!

О том, что там я намеревалась просто обокрасть селян, оставив взамен одежды сомнительную расписку на имя Бестенса, я, разумеется, смолчала, надеясь, что этот вопрос никогда не возникнет в лохматой башке шеосса.

– Тут сказано, – с откровенным превосходством заявил он и достал из шкатулки документ.

Именно документ, каллиграфически выписанный на плотной, пожелтевшей бумаге замысловатыми значками и украшенный бледно светящимися печатями.