Й еще говорил Эйе о том, что его величество, да будет он здрав и невредим, недоволен мною. И чтобы я угождал ему, Эйе, и он вознесет молитвы, а угождать я должен такими бесценными дарами Карнакскому храму, каких прежде не знали жрецы. И назвал он тогда немыслимое количество золота, лазурита, оникса и драгоценных камней. Чтобы добыть все это, мне следовало ограбить все соседние страны и пойти войной на правителей, живущих далеко за пределами нашей досягаемости. И так все это было немыслимо, что я не счел возможным огорчать его величество, справедливейшего повелителя. Я повел войско по пути, указанному его величеством, и постарался вычеркнуть из памяти столь необычное благословение. А теперь, прочитав между строк недосказанное, я говорю то, что знаю. А сам увожу свое войско обратно и жду гонцов его величества с новым посланием. И готов я служить верой и правдой до последнего часа…… И еще я выполню свой долг перед его величеством, возлюбленным сыном Амона-Ра. Я посылаю папирус, найденный моим верным телохранителем в тот час, когда он выследил неизвестного ему человека и кинулся вдогонку. По всему видно, что папирус с донесением верховному жрецу. Но почему понадобилось донесение Эйе? Разве в моем шатре решаются дела жрецов и храмов? Пусть его величество судит сам. И пусть будут здоровы жены, вельможи, слуги и кони его величества. И пусть великий и божественный Амон-Ра покровительствует повсюду и всегда его величеству».
Гонец увез послание Хоремхеба, а войско прославленного полководца вернулось к стенам крепости на границе страны Куш, как повелел великий фараон.
Фараон уже поправлялся, когда гонец доставил ему послание Хоремхеба, но он был так слаб и немощен, что отказался сидеть на троне и присутствовать при церемонии приема иноземных послов. Он позвал Анхесенпаамон и показал ей послание полководца.
– О чем оно говорит? – спросил фараон. – Мне кажется, что твое недоверие к верховному жрецу Эйе справедливо. Мой жрец ведет себя странно и непонятно. Зачем он ругал Хоремхеба, говорил обо мне, ведь я не поручал ему этого? Как мне его понять?
– В твоем дворце, в твоем священном храме сидит хищный и злобный шакал. Ему надо поживиться, и он требует несметных сокровищ. Он требует для храма, но разве боги так ненасытны? О, я не дождусь того дня, когда место верховного жреца займет человек благородный и мудрый, достойный прикоснуться к священным статуям!
Фараон долго не отвечал, он казался растерянным. Но, подумав немного, сказал:
– Эйе делает странные вещи, но он любит меня. Я помню, как он заботился о моем здоровье, как лечил меня от тяжкого недуга. И когда я думаю о его советах, то понимаю, что все они были разумны. Ведь жрецы и ремесленники могли подняться против меня, и тогда повторилось бы все, что мы знаем из священного свитка. Я очень благодарен Эйе за то, что он напомнил мне об этом свитке. Когда мой писец прочел мне его, предо мной воскресла страшная картина опустошения. Я понял, что может погибнуть все царство, и я согласился тогда покинуть Ахетатон.
– Я любила Ахетатон, – сказала в задумчивости царица. – Может быть, потому, что я не знаю этого свитка, мне было печально и прискорбно покинуть дворец моего великого отца Эхнатона. Я помню, мой великий господин, пышные дворцы справедливейшего Эхнатона. Они были так богаты и так красивы…
– Там и жила моя божественная Анхесенпаамон, – прервал ее фараон. – Но твой фиванский дворец ни капельки не уступает дворцам Эхнатона.
– О нет, мой благородный господин, ты сам знаешь, что город, созданный великим Эхнатоном, был удивительным. А может быть, мне все это кажется: ведь там прошли дни беспечного и счастливого детства. Я никогда не забуду последнего посещения храма, последнего при моем великом отце. Как он был прекрасен на своей золоченой колеснице, когда горячие жеребцы, украшенные султанами из страусовых перьев, неслись по улицам Ахетатона! Он любил, чтобы его сопровождали отважные воины с копьями, щитами и топорами. |