|
Эти несчастные словно стараются до последней капли осушить золотой кубок жизни; то и дело они опускают взор, словно целясь в собственное сердце, им слышится похоронный звон; они рассеянны. Однажды вечером, у леди Дэдлей, Мари заметила эти зловещие признаки; Рауль остался один на диване в будуаре, между тем как все общество беседовало в гостиной; графиня появилась в дверях, он не поднял головы, не услышал ни дыхания Мари, ни шелеста ее шелкового платья: неподвижный, отупелый от страдания взгляд был прикован к узору на ковре; он предпочитал смерть отречению от власти. Не всем достается такой пьедестал, как остров святой Елены. К тому же самоубийство в ту пору царило в Париже: оно и должно быть последним словом потерявшего веру общества! Рауль принял решение умереть. Отчаяние пропорционально надеждам, и единственным исходом для отчаяния Рауля была могила. - Что с тобою? - спросила Мари, подбежав к нему. - Ничего, - ответил он. Между любящими друг друга есть такой способ сказать “ничего”, который означает все. Мари пожала плечами. - Вы настоящий ребенок, - сказала она. - С вами случилось какое-то несчастье? - Нет, не со мною, - сказал он. - К тому же, Мари, вы о нем всегда узнали бы первая, - прибавил он нежно. - О чем ты думал, когда я вошла? - спросила она настойчиво. - Ты хочешь знать правду? Она наклонила голову. - Я думал о тебе, я говорил себе, что на моем месте многие мужчины пожелали бы полной, беззаветной любви. Ведь такова твоя любовь, не правда ли? - Да, - сказала она. - И я оставляю тебя чистою, без угрызений совести, - продолжал он, обнимая ее за талию, и, уже не беспокоясь о том, что их могут увидеть, прижал к себе, чтобы поцеловать в лоб. - Я мог увлечь тебя в пропасть - и не сделал этого. Ты во всей своей славе, незапятнанная, останешься на ее краю. Но мне несносна одна мысль... - Какая? - Ты будешь меня презирать. Она ему ответила чудесной улыбкой. - Да, ты никогда не поверишь, что я любил тебя свято; меня станут поносить потом, я знаю. Женщины не представляют себе, что, увязая в трясине, мы поднимаем глаза к небесам, безраздельно поклоняясь своей Марии. Они примешивают к этой святой любви мелкие вопросы, они не понимают, что люди высокого ума и глубоко поэтического склада умеют подняться душой над чувственными утехами, сберечь ее для некоего возвышенного служения. Между тем у нас. Мари, культ идеала всегда более пылок, чем у вас: мы находим этот идеал в женщине, которая даже и не ищет его в нас. - К чему эта импровизация? - спросила она насмешливым тоном уверенной в себе женщины. - Я покидаю Францию, почему и как - завтра узнаешь из письма, которое тебе принесет мой слуга. Прощай, Мари. Рауль в неистовом порыве прижал к сердцу графиню и вышел, оставив ее в мучительной растерянности. - Что с вами, дорогая? - спросила маркиза д'Эспар, придя за нею. - Что сказал вам господин Натан? Он покинул нас с таким мелодраматическим видом. Вы, быть может, не в меру благоразумны или слишком неразумны? Графиня, взяв под руку маркизу д'Эспар, вернулась в гостиную, но через несколько минут уехала. - Может быть, она отправилась на свое первое свидание, - сказала маркизе леди Дэдлей. - Это я узнаю, - ответила уходя, маркиза д'Эспар. Она села в ожидавший ее экипаж и велела кучеру ехать следом за графиней. Но карета графини де Ванденес направилась в сторону предместья Сент-Оноре. |
