Это была возникшая буквально из ничего и в считанные месяцы деревушка, выстроенная дезертирами словно на одном дыхании без намека на то, что простоит немало лет. За неимением арены для быков, какие были не редкостью во всех населенных мексиканцами пунктах близ Калифорнии, всего лишь и приходилось, что рассчитывать на широкий свободный круг. Он служил местом выездки лошадей, и туда же имелась возможность запирать самок мула, был укреплен досками и снабжен деревянными галереями, где, собственно, и размещалась публика. В этот ноябрьский вечер небо стального цвета грозило пролиться дождем, и все же не чувствовалось особого холода, а земля была сухой. За забором множество зрителей откликалось на рычание животного хором издевок. Единственные в том обществе женщины – полдюжины молодых мексиканок, одетые в белые вышитые платья и курящие вечные сигареты - привлекали к себе столько же внимания, сколько и сам медведь. Вот почему и их также приветствовали мужчины криками «браво!», «отлично!», а тем временем по людской толпе с рук на руки ходили бутылки ликера и сумки с золотом, участвовавшим в пари. Шулеры в городских костюмах, фантастических жилетах, широких галстуках и шляпах с тульей заметно выделялись на фоне деревенской и растрепанной массы людей. Трое музыкантов выводили на своих скрипках любимые песни. Едва те грянули во всю мощь гимн шахтеров под названием «О, Сюзанна», пара комических бородатых индейцев, однако ж, переодетых женщинами, выпрыгнули в круг. И уже в нем, среди непристойностей и ударов руками, прошлись, тем не менее, как олимпийские чемпионы, задирая подолы, чтобы показать свои волосатые ноги, спрятанные сверху под панталонами-разлетайками. Публика восхваляла их щедрым дождем из монет и шумом смешанных с хохотом аплодисментов. Когда те удалились, под звуки торжественного звона корнета и барабанной дроби объявили о начале боя быков, который сразу же сопроводил рев возбужденной толпы.

Окончательно затерявшись среди сборища народа, Элиза не отрывалась от зрелища, ощущая попеременно то очарование, то ужас. Она сделала ставку, отдав оставшиеся скудные сбережения, с надеждой в ближайшие минуты непременно их умножить. Корнет заиграл в третий раз, поднялась деревянная внутренняя дверца, показав публике черного лоснящегося быка, который, фыркая, вышел на середину. На мгновение на галерках воцарилась тишина, и после того как схватили животное, тотчас раздался крик «браво». Бык, слегка ошарашенный, застыл на месте, задрав повыше голову, увенчанную неотшлифованными огромными рогами, в то время как настороженные глаза мерили расстояние, а передние копыта, не переставая, топтали песок до тех пор, пока внимание животного не привлекло рычание медведя. Как только его заметил противник, то начал поспешно в нескольких шагах от столба копать яму, в которой и съежился, как можно сильнее вдавившись в землю. На радостные вопли публики бык опустил затылок, напряг мускулы и бросился бегом, из-под копыт выбрасывая вверх песочные облака, ослепленный гневом, сопя, испуская пар из носа и сильно брызжа слюной, точно испытывая приступ бешенства. Меж тем медведь его ждал. И почти сразу же получил первый удар рогом в спину, который обнажил кровавую полосу на его толстой коже, но животному не удалось сдвинуться ни на одну пульгаду (23 мм.). Бык, немного ошарашенный, все ходил по кругу рысью. А в это время орава травила животное различными оскорблениями, тотчас нагружая вновь, пытаясь взгромоздить на рога медведя. Последнего приладили несколько наклонно, и тому пришлось молча сносить наказание, пока не подвернулась возможность метким ударом лапой разбить нос самому быку. Истекая кровью, помешавшись от боли и утратив ориентацию, животное стало нападать. То и дело совершал слепые удары головой, раня своего противника снова и снова, не позволяя тому выбраться из ямы.