|
Гул плаксивых молитв напоминал поток шумной воды и влажного воздуха, одновременно воняющего ладаном и человеческим потом. Было шествие и роскошно одетых аристократов, правда, во все черное и без драгоценностей, а также и других представителей разутой, в лохмотьях, черни, что пересекала ту же площадь, однако, никого не задевая и не смешиваясь с основной толпой. По мере того, как продвигалась процессия, нарастал вопль, образец благочестия становился все более обширным; благоверные выли в голос, вымаливая прощение за свои грехи, уверенные в том, что непогода и есть божье наказание за их бесчисленные прегрешения. Кающиеся сходились в массы, церкви уже не могли с этим справляться и располагали священников в ряд под навесами и зонтами, чтобы у всех была возможность внимательно прослушать молитвы к исповеди. На англичанина подобное зрелище произвело обворожительное впечатление, еще ни в одном из его путешествий не было ничего столь экзотичного, как и мрачного. Привыкший к протестантской скромности, молодой человек, казалось, будто вернулся в прошлое, в самый разгар Средневековья; лондонские друзья никогда бы этому не поверили. Даже с благоразумного расстояния можно было ощутить страх и страдание примитивного животного, что бежало и бежало в нескончаемом людском потоке. С неимоверными усилиями он взобрался на постамент памятника в сквере, что расположен перед церковью Спасителя с высокой колокольней, откуда мог наблюдать широкую панораму собравшейся толпы. Вскоре молодой человек ощутил, словно кто-то теребит за брюки, опустил глаза и увидел испуганного ребенка с покрывавшей голову накидкой и лицом, перепачканным кровью и слезами. Внезапно было отошел сам, однако чуть запоздало, ведь брюки уже успели вымараться. Выругался и попытался объяснить ей все жестами, пока не мог вспомнить подходящих слов испанского языка для выражения возникших мыслей, но был все же удивлен, услышав возражения девочки на совершенном английском языке, что, мол, потерялась и заблудилась, и, возможно, дяденька отведет ее домой. Затем он взглянул на ребенка более внимательно.
- Я Элиза Соммерс. Вы меня помните? – прошептала девочка. Извлекая пользу из того факта, что мисс Роза была в Сантьяго, позируя для собственного портрета, и Джереми Соммерс едва появился дома на днях, потому что до этого прочно обосновался в недрах своей конторы, молодой человек решил было отправиться на процессию. Все же удалось так надоесть Маме Фрезии, что женщина, в конце концов, уступила. Ее покровители запрещали даже упоминать о католических или индейских обрядах в присутствии девочки. А о том, чтобы предоставлять последней возможность их видеть, не было и речи, но в то же время сам ребенок просто умирал от желания лицезреть всю процессию в честь Христа, спасшего народ от землетрясения тогда в мае, хоть разок в своей жизни. Никогда об этом не узнают брат и сестра Соммерсы, – вот к какому заключению пришел молодой человек в то время. Подобным образом оба покинули дом тайком, пешком спустились с горы, влезли в повозку, что оставила их недалеко от площади, и присоединились к шествию кающихся индейцев. Все бы пошло так, как и было запланировано заранее, если бы не кутерьма и религиозный накал этого дня, и если бы Элиза не потеряла руку Мамы Фрезии, которая, не отдавая себе в том отчета, заражала ее коллективной истерикой. Начала было кричать, но ее голос тут же затерялся в молитвенных воззваниях и печальной барабанной дроби членов братства. Пустилась бежать, разыскивая свою няню, но все женщины были словно на одно лицо под своими темными накидками, скользя ногами по булыжной мостовой, покрытой грязью, воском от свечей и кровью. В скором времени различные колонны объединились в одну сплошную толпу, что волочилась вперед, точно раненое животное, и все происходило под сводящий с ума звон колоколов и звук сирен с судов, стоящих в порту. Она, охваченная ужасом, не знала, сколько прошло времени, до того как постепенно не началось проясняться собственное сознание. Шествие тем временем немного успокоилось, все опустились на колени, и на возвышении перед церковью епископ лично совершил знаменитую обедню с песнопениями. |
