|
Пятнадцать лет назад сестра призналась ему, что за спиной Джереми писала неприличные истории лишь для того, чтобы не умереть от тоски. А ему вдруг пришло в голову взять и опубликовать все, причем в самом Лондоне, где рынок эротической продукции лишь процветал, а вместе с ней и проституция с клубами для флагеллантов. Все подобное происходило по мере того, как обществу внушались уважение друг к другу и правила суровой, свойственной викторианской эпохе, морали. В некой отдаленной чилийской провинции проводя время за удобным мареновым письменным столом и черпая вдохновение не более чем лишь в воспоминаниях, многократно преувеличенных и идеализированных, о своей единственной любви, его сестра, выпускала таким способом роман за романом, подписываясь под ними как «некая неизвестная дама». Никто не верил, что данные страстные истории - в некоторых из них что-то было даже от Маркиза де Сада - и все же классические в своем жанре, могли быть написаны женщиной. Ему поручали относить рукописи редактору, следить за счетами, получать доход и класть последний в лондонский банк на счет своей сестры. Таким способом выражалась огромная благодарность за то, что в свое время Роза приютила его дочь и помалкивала об этом. Элиза… Невозможно было вспомнить черты ее матери, хотя она должна была унаследовать его черты, ведь Элизина тяга к приключениям передалась девочке от отца вне всякого сомнения. Где же он тогда был? И с кем? Роза настаивала на том, что девушка отправилась в Калифорнию вслед за возлюбленным, но верилось ему в это тем меньше, чем больше проходило времени. Его друг Джекоб Тодд – ныне Фримонт - который счел поиски Элизы своим личным делом, заверял в том, что девушка в Сан-Франциско не была вовсе.
Фримонт встретился с капитаном, они поужинали, а затем тот пригласил своего друга посмотреть фривольное зрелище в одном из притонов района красных фонарей, где устраивали танцы. И рассказал ему о А Той, китаянке, которая лишь смутно просматривалась в несколько отверстий на стене. Теперь у нее была целая сеть борделей и один очень презентабельный «салон», предлагающий лучших уругвайских девушек, и некоторым из них всего лишь одиннадцать лет. Несмотря на свой возраст, все уже были обучены удовлетворять капризы клиентов. Однако, как сообщил капитану, они отправятся не прямо туда, а всего лишь посмотреть танцовщиц некоего турецкого гарема. Спустя какое-то время молодые люди уже курили сигары и попивали напитки в двухэтажном здании, интерьер которого украшали мраморные стойки, полированные бронзовые скульптуры и картины, изображающие мифологических нимф, преследуемых фавнами. Женщины различных рас обслуживали клиентуру, подавали ликер и заправляли игровыми столами, что все вместе происходило под бдительным взглядом вооруженных представителей народных кварталов, одетых, впрочем, несколько вызывающе. По обеим сторонам главного салона, в огороженных местах для исключительных лиц, держали крепкие напитки. Там, в основном, собирались самые заядлые игроки и уже под вечер рисковали своим состоянием: политики, судьи, торговцы, адвокаты и преступники – мания к игре уравнивала собой всех. Уругвайское зрелище крайне отрицательно подействовало на капитана, который видел настоящий танец живота еще в Стамбуле и, в общем-то, догадался, что неуклюжие девушки без сомнения относились к последней партии недавно прибывших в город чилийских уличных женщин. Скопление народа, состоявшее в своем большинстве из деревенских шахтеров, неспособных отыскать на карте Турцию, до безумия восторгалось этими, едва прикрывавшими себя юбочками, одалисками. Заскучав, капитан направился к одному из игровых столов, где некая женщина с невероятной сноровкой распределяла карты для игры «монте». Еще одна подошла уже непосредственно к нему и, схватив за руку, приблизилась к уху и прошептала приглашение. Тот взглянул на нее еще раз. На вид женщина оказалась пухлой и пошлой североамериканкой, хотя на лице отражалась неподдельная радость. |
