Мужчина встал на нужной точке и привычно оглядел окрестные скалы. Намётанный взгляд сразу отметил две съёжившиеся за почти облетевшим кустом фигурки, и мужчина нахмурился. Впрочем, давать понять следящей за ним парочке, что он их заметил, он не собирался. Пока что не собирался.

Вместо этого он облокотился поудобнее на ближайшую скалу и уставился на землю, туда, где вот вот должны были соприкоснуться тени.

Ожидание тянулось долго, но он словно никуда не торопился. Вдыхал прозрачный от холода воздух, любовался яркими мазками кустов и деревьев, которые ещё не успели облететь. Парочке наскучило прятаться, и они начали осторожно спускаться к дороге. Мужчина по прежнему делал вид, что ничего не замечает, хотя с каждым их шагом это становилось сложнее. К счастью, вскоре его внимание сосредоточилось на дороге. На мгновение воздух вокруг словно загустел и заискрился, как леденец, а когда всё закончилось, на дороге остался лежать свёрток.

Не выпуская из рук ружья, мужчина подошёл ближе, присел и осторожно развернул материю. Любопытные наблюдатели, уже совсем не скрываясь, бросились к нему и заглянули через плечо.

В свёртке оказался ребёнок. Совсем крошечный, едва ли с локоть, а то и меньше, он был прехорошенький и очень тихий. Когда мужчина развернул малыша целиком, стало заметно, что на ручках и ножках пробиваются перья, да и сами руки скорее напоминают крылья, такие же тоненькие и гибкие. Ребёнок начал попискивать от холода, и мужчина торопливо укутал его обратно во все тряпки, а сверху ещё обернул снятым с пояса тёплым кушаком.

– Гарпия! – заявил со знанием дела беловолосый подросток и вытер нос рукавом. – Точно гарпия!

– Ну зачем её тащить к нам, она же тут не выживет, – добавила кудрявая девушка. Сейчас бы Никита ни за что не спутал их с туристами: одеты они были в самодельные наряды с красивыми, хоть и непонятными вышивками, даже куртки из кожи – и те были сшиты вручную. Только очки на ней были те же, с дымчатыми стёклами.

– Много ты понимаешь, Солунай, – беззлобно буркнул мужчина. – Ты же выросла, и она вырастет.

– Я совсем другое дело, Александр Николаевич, – немедленно ощетинилась девушка. – Да и не сказать, что мне легко.

– Начинается! – Беловолосый закатил глаза и заискивающе спросил: – Александр Николаевич, а можно я её понесу?

– Ружьё вон понеси, Бануш. – Александр Николаевич очень осторожно прижал повизгивающую гарпию к груди, вызвав ревнивое фырканье Солунай.

– А имя у неё есть? – легко перестроился Бануш. – А то у меня идея одна!

– Есть. – Александр Николаевич развернул краешек пелёнки и показал вышитые непонятные символы. – Написано, что её зовут Аэлла.

– Эх, а я хотел сам назвать. Жалко. – Бануш расстроенно шмыгнул носом. Им самим с Солунай имена достались местные – его так назвала смешливая Марта, и имя значило русское Ванюша, тогда как директор приюта Александр Николаевич дал имя Найке. Солунай – «интересная», хотя Найка долгое время не могла понять, что в ней такого интересного.

Она немного знала о своём появлении в приюте. Как и большинство других воспитанников, она была подброшена в заповедник в одних пелёнках и чудом не замёрзла таким же осенним днём. Айару рассказывала, что тогда Александр Николаевич, ещё молодой и неопытный, не догадывался приходить к Воротам ежедневно, и ей пришлось пережить ночь на пересечении теней. Айару добавляла при этом, что её пелёнки были покрыты инеем и практически не гнулись, но Найка не верила.