Пентесилея ухватилась за рукоять и, с силой потянув, выдернула окровавленный клинок. Хозяин лемуров пошатнулся, согнулся в три погибели, зажимая ладонями рану. На снег падали крупные капли крови: из-за того, что оружие извлекли, кровотечение усилилось.

Арка вспомнила слова Пентесилеи: «Я не могла умереть, я не могла жить, я осталась просто куском плоти, неспособным думать ни о чем, кроме боли». Теперь, когда живую лазурь вытащили из его тела, Алькандра вновь защищало проклятие. Ничто не могло его убить. К тому же он уже начал восстанавливаться. В воздухе повеяло запахом горелой плоти. Вокруг пальцев мага обуглилась одежда: он сам прижег свою рану.

Арка знала, что нужно делать: остановить действие проклятия. Борясь с сотрясающей ее тело дрожью, девочка схватила висевшую у нее на шее подвеску, которую Алькандр опрометчиво ей оставил, развернула орихалковое перо, и на свет появился самородок живой лазури. Блестящий, ярко-голубой, как глаза амазонки, долгие годы носившей его на поясе, как глаза ее сына, который очень не хотел умирать.

Алькандр бросился к девочке, чтобы отобрать у нее самородок.

Три дротика пронзили его торс. Лежавшая на земле Барсида очнулась и приподнялась на локте, ее правая рука, закованная в механическую броню, была поднята. Повелитель лемуров ахнул и споткнулся.

Ноги его подкосились, на губах показалась розовая пена. Из ран закапала кровь, и снег вокруг Алькандра стал багряным. Маг рухнул на землю и скорчился, точно умирающее животное.

Внутренний двор содрогнулся от нечеловеческого, скрежещущего вопля: это кричала Пентесилея. Царевна отшвырнула копье и каталась по земле, сжимая обеими руками скрытую шлемом голову: как и ее хозяин, она корчилась от боли.

Барсида встала, шатаясь подошла к Алькандру и упала на колени рядом с ним, по ее щекам потекли слезы. Сознание покидало мага, его глаза казались огромными на побледневшем лице, в уголках рта пузырилась кровь. Арка услышала, как он шепчет:

– Почему ты плачешь, убивая меня?

– Потому что я тебя любила.

Повелитель лемуров закрыл глаза, и Арка поняла, что на этот раз все действительно кончено.

14

Вручение тоги

Ластианакс

Порой мы с удивлением понимаем, что не испытываем ни грусти, ни сожаления, прощаясь с планом, который вынашивали всю жизнь. В тот день Ластианакс шел вместе с Пиррой на заседание Совета, проводившееся впервые после окончания Великого Холода, и, посмеиваясь над собой, размышлял о том, как легко принял ситуацию, из-за которой еще пару месяцев назад страшно бы переживал. Рядом с ним Пирра придирчиво просматривала документы, которые юноша для нее подготовил. Она передвигалась по коридорам Магистериума в зачарованном парящем кресле, вытянув перед собой больную ногу.

– Ты не свел в единую таблицу разные проекты ремонта каналов, – раздраженно проговорила она. – Ах нет, вот она! Не папка с документами, а какой-то бардак…

Ластианакс знал, что все подготовленные им документы находятся в идеальном порядке, а в плохом настроении Пирры виновато беспокойство. Не сбавляя шага, он взял девушку за руку и сказал:

– Все будет хорошо.

– Тебе легко говорить, это же не ты должен будешь председательствовать на этом Совете, – проворчала Пирра. – Я еще ни разу не проводила подобных заседаний.

Поверх тоги она носила украшенный лазуритом пояс василевса; по ее просьбе драгоценный кушак дополнительно инкрустировали нефритом. «Чтобы подчеркнуть отличие от предыдущего василевса», – пояснила она. Ластианакс подозревал, что девушка добавила на пояс нефрит потому, что этот камень подходил к ее зеленым глазам.

– Твоим министрам это тоже в новинку, – ответил маг.