.
— А что случилось? — спросила я.
— Молю Бога, чтобы это никогда не достигло ушей этой ужасной леди Констанс.
— Я только утром узнала, что у Чарли есть жена и сын.
— Жены есть у большинства мужчин… Только обычно их прячут где-нибудь.
— И леди Констанс спрятана в чудесном старом особняке с римскими древностями?
— Думаю, она похожа на старую римскую матрону. Я знала, что где-то существует леди Констанс, и только. А мальчик приятный. Он пошел в отца, я полагаю.
— Чарли один из твоих лучших друзей и никогда не рассказывал о своей жене?
Она взглянула на меня и рассмеялась.
— Да, конечно, получилось неловко. Леди Констанс не позволила бы своему мужу вести дружбу с ветреной актрисой. Вот почему она никогда не слышала обо мне, а мы никогда не говорили о ней.
— Но ведь Чарли так часто наезжает в Лондон…
— Бизнес, моя дорогая. Многие мужчины занимаются бизнесом, который отрывает их от дома. Ну вот, а я частичка бизнеса Чарли.
— Ты полагаешь, что она бы возражала против его визитов к нам?
— Держу пари, что это так.
— А теперь его сын все знает.
— Я не должна была давать тебе это письмо. Как только ты ушла, я подумала, что тебе нужно было просто оставить его.
— Я так и хотела сделать, но горничная провела меня в гостиную. Я думала, что там Чарли, а пришел Родерик. Боюсь, что это моя ошибка.
— Нет, конечно. Это моя ошибка, что я послала тебя. Ладно, не будем больше печалиться об этом. Чарли не ребенок. Родерик тоже. Он поймет.
— Поймет что?
— О… он, кажется, не из болтливых, этот молодой человек. Он оценит ситуацию правильно. Мне он понравился.
— Мне тоже, — призналась я.
— Полагаю, у Чарли хороший сын. Чарли милый человек. Жаль, что он женат на такой знатной и могущественной женщине, как леди Констанс. Видимо, поэтому он и ходит сюда. Ладно, все это буря в стакане воды. Не волнуйся. Родерик будет держать рот на замке, а Чарли преодолеет шок, и через минуту или две обе его жизни по-прежнему будут мирно сосуществовать. И все останется, как прежде.
Я начала кое-что понимать, но усомнилась в том, что все останется как было…
Визит Родерика Клэверхема и действие, которое он оказал на Чарли, скоро забылись, поскольку премьера «Графини Мауд» была уже на носу. В доме стоял хаос. Царила лихорадка дурных предчувствий, в последнюю минуту принимались решения что-то изменить, яростные отказы Дезире, пылкие призывы Долли и шумные выговоры Марты. Словом, все как обычно.
Наконец подошел вечер премьеры. Накануне был день наивысшего напряжения, когда мама сначала потребовала, чтобы ее оставили одну, а затем неожиданно позвала всех. Она была обеспокоена. Не следует ли изменить кое-что в конце первого акта? Какая же она дурочка, что не подумала об этом раньше. И платье, которое на ней в первом акте, слишком тесное, нет, слишком болтается, слишком открытое. Кто захочет ее видеть после неминуемого провала? Это нелепая пьеса. Кто-нибудь слышал о графине, которая отмеривает за прилавком полотняные занавески?
— Именно то, что никто такого не слышал, и делает пьесу! — кричала Марта. — Это прекрасная пьеса, и ты сделаешь ее великой — если только перестанешь беситься.
Долли бродил по дому, принимая драматические позы, хватался за голову и молил Бога, чтобы тот впредь избавил его от работы с этой женщиной.
— Боже Всемогущий, — взывал он, — почему Ты не позволил мне пригласить Лотти Лэнгтон?
— Да-да, Господи, почему? — присоединилась Дезире. |