Роже Ламон был ярым антироялистом.

— Если поступать по-твоему, то мы окажемся перед лицом новой революции, — возразил Жерар.

— Я бы избавил Францию от этого Бонапарта, — резко парировал Роже.

— И поставил у власти еще одного Дантона или Робеспьера?

— К власти пришел бы народ.

— Все это уже было, помнишь? И посмотри, к чему это привело.

— Император — больной человек, одержимый манией величия.

— Перестаньте спорить, все образуется, — сказал Ларс Петерсен. — Вы, французы, слишком эмоциональны. Пусть политики занимаются своими делами, а мы займемся своими.

— Увы, — напомнил ему Жерар, — мы все в это вовлечены, и проблемы эти — наши общие. Мы живем в этой стране, и ее судьба неотделима от нашей. Мы переживаем финансовые трудности. Нет свободы прессы. И я думаю, что императору следовало быть сдержаннее в спорах с пруссаками.

Они могли спорить часами. Было ясно, что Ларса Петерсона все это мало интересовало. Он перебивал их споры рассказами о некой мадам де Вермон, которая заказала ему свой портрет.

— Она бывает при дворе. Держу пари, что недалеко то время, когда сама императрица будет мне позировать.

Роже Ламон презрительно усмехнулся, и Ларс обратился ко мне.

— Мадам де Вермон увидела ваш портрет и спросила имя художника. Она сразу же заказала мне портрет. Так что видите, дорогая Ноэль, своему успеху я обязан вам.

Я ответила, что польщена тем, что смогла быть ему полезной. А сама думала в это время о том, как приятно сидеть в их компании и слушать их беседы. Я чувствовала себя здесь своей. Этот образ жизни был мне по душе. Могла ли я рассчитывать на такую жизнь до конца дней своих? Временами я верила в это, а затем вновь всплывали воспоминания. Я часто видела Родерика во сне, он умолял меня не выходить замуж ни за кого другого, а когда я пробуждалась от этих снов, они казались мне реальностью.

Но ведь он женился на Лайзе Финнелл. И все было кончено. Он принял нашу разлуку как неизбежность. Значит, я должна сделать то же самое? Это было невозможно. Я уверяла себя, что не могу поступить так же.

Затем я отправлялась на рынок, покупала какие-нибудь деликатесы, приносила их в студию и готовила обед. И повторяла себе: это выход для тебя. А потом меня опять одолевали сомнения.

Марианна не выходила у меня из головы, и, когда наше пребывание в Париже подошло к концу, я почти сгорала от нетерпения вернуться поскорее в Серый дом, поскольку чувствовала, что смогу разузнать у Нуну что-нибудь важное.

Прощаясь, Жерар просил меня поскорее вернуться.

— Я знаю, что вам трудно сделать выбор, — сказал он. — Но иногда в жизни нужно идти на компромиссы, и результат может быть совсем неплохим. Ноэль, я готов принять то, что вы сможете мне дать. Тень прошлого висит над нами обоими. И вряд ли мы когда-нибудь забудем его. Но мы так хорошо подходим друг другу. Давайте возьмем от жизни то, что она нам предлагает.

— Мне кажется, вы правы, Жерар, но я еще не уверена в себе.

— Как только вы поверите, приезжайте ко мне. Приезжайте сразу же, не откладывая.

Я обещала это.

Возвратившись в Серый дом, я сразу же отправилась к Нуну. Она была очень рада видеть меня.

— Мне так не хватало ваших визитов, — призналась она. — Я вижу, что Париж околдовал вас, как когда-то Марианну, не правда ли?

Я согласилась с ней. Я не знала, как приступить к расспросам. Но она сама заговорила о Марианне. Она нашла еще несколько портретов. Рассказала, что у нее были толпы поклонников.

— Она могла бы выйти замуж за кого-нибудь из самых высокопоставленных людей в стране.