– Да. – Он отчаянным взглядом рыскал по прилавку. – Жена хочет торт. У сына день рождения. Она попыталась испечь, а тесто не поднялось. Праздник после обеда, ну и я к вам. – Он сжал кулаки, потер костяшки. На запястье виднелся коготь наколотого орла. – Если поможете, было бы здорово. Она у меня из Германии. Приехали в Блисс месяц назад, она тут никого не знает, все друзья и родные в Штутгарте. Говорит, в Албертсоне нет ингредиентов, а замороженный торт, который я с утра купил, она выкинула. Хочет, чтобы торт вышел как домашний. – Голубые глаза с мольбою глянули на Джейн. – Ради счастья моей жены. Может, у вас завалялся где-нибудь лишний немецкий торт…

Джейн кивнула:

– Сейчас поговорю с мамой. Она умеет делать торты буквально из воздуха.

Она ушла за занавеску. Реба ждала воплей и лязга, но все было тихо. Через минуту Джейн вернулась.

– Два часа у вас есть?

Мужчина выдохнул и разжал кулаки.

– Праздник в три.

– Торт будет готов.

– Отлично! Спасибо вам огромнейшее! – И он двинулся к дверям, но Джейн окликнула:

– Как зовут вашего сына?

– Габриэль, Гейб.

– Напишем на торте.

– Ага, жене понравится, и ему тоже. Спасибо вам огромное еще раз, вы даже себе не представляете, до какой степени меня выручаете… – Ветер захлопнул за посетителем дверь.

– Вот она, любовь, – рассмеялась Джейн. – Человек выпрыгивает из штанов, чтобы помочь женушке устроить праздник для малыша. – Она записала имя на листке бумаги. – Никогда не покупалась на грандиозные романтические жесты. Любовь – это по чуть-чуть каждый день, это когда каждый день заботятся, греют и прощают.

Реба всегда считала, что любовь – это дикое, необузданное чувство. Настоящая любовь, полагала она, ярко горит и сгорает дотла. Пламя страсти не может мерцать кое-как, распыляясь в буднях и банальностях. Реба вспомнила, как сейчас у них с Рики: этот осторожный выбор слов, эта невыносимая вежливость – будто актеры с расписанными ролями. Реба засунула цепочку с кольцом за пазуху.

– Теперь с этим заказом я уже и не уверена, что мама сегодня даст интервью. Сможешь прийти еще раз?

Вообще-то Реба хотела покончить с интервью в один присест. Но теперь, просидев здесь час, она была уже не против вернуться. Как ни странно, ей даже нравилась эта мысль.

– Конечно. Заодно принесу фотоаппарат. Журнал пришлет фотографа, но мне хотелось бы самой поснимать, если вы не возражаете.

– Запросто! Знаешь что, – Джейн залезла в витрину, – ты столько прождала, возьми что-нибудь. Мама говорит, если с тобой есть штрудель, ты уже не одинока. – Она достала ломоть сочного штруделя с глазурью из творожного сыра.

– Спасибо, но мне нельзя, – мягко ответила Реба. – Я не ем молочных продуктов.

Джейн поставила штрудель на место.

– Бедняжка! Это не лечится?

Реба покачала головой:

– У меня нет непереносимости лактозы. Я могу есть молочное. Просто не хочу. В колледже я была в Обществе защиты прав животных. «Молоко – отстой» и тому подобное.

Джейн подняла брови:

– Молоко – отстой?

– Была у них такая кампания, – пояснила Реба.

– Ох. – Джейн сжала губы. – Ну ладно, тогда, может, лебкухен? Мамино коронное блюдо. Это просто пряник на миндальном масле. Без сливочного. Семейный секрет, обещай не разглашать.

Джейн явно не отпустит ее с пустыми руками, и Реба согласилась.