Как потом выяснилось, статуя было волшебной. Раз в год она оживала, и царь проводил с ней ночь, как с настоящей женщиной.

Теперь он жил в этом дворце, забыв про кочевой шатер. Его народ сделался еще богаче, но Уграл больше не интересовался его делами. Он забыл своих жен и наложниц, забыл ратные подвиги и охоту. Бледный и печальный, бродил он по своему дворцу, ожидая того дня, когда статуя вновь оживет.

В конце концов его народ ушел. «Царю нет до нас дела, – сказали люди, – а нам нет дела до его каменной любовницы. Пусть остается с ней, если ему так хочется!»

Они выбрали себе другого царя и отправились кочевать. Царь наблюдал их исход из окна дворца. Слезы катились по его лицу, по он не остановил своих людей.

Больше они никогда туда не вернулись. О дальнейшей судьбе Уграла никто не знает…

– По-видимому, он помер, – высказался Закир. Все думали, что он давно уснул, лежа щекой на столе, но гирканец сопротивлялся опьянению с мужеством истинного сына степей.

– Так или иначе, но его дворец по прежнему стоит где-то посреди пустыни, – закончил Бернегард. – Торговец, с которым я беседовал, утверждает, что с ним ничего не произошло. Сокровищ, конечно, уже нет. Их расхитили за много веков, случайные охотники за богатством. Погибли деревья в кадках, погибли птицы, пересохли фонтаны… Однако, статуя из белого камня до сих пор там.

– Она все еще превращается в женщину? – поинтересовался Аддо. Бернегард только пожал плечами в ответ.

– Я не понимаю, что в этой истории так тебя заняло, что ты утомлял нас ее пересказом? – Сигур произнес эти слова насмешливо и ядовито. – Если обшарить пустыню, в ней наверняка сыщется не один заброшенный дворец. В старину все эти царьки только и занимались тем, что строили дворцы, а потом бросали их. Можно добраться туда, отколупать кусок от алебастровой резьбы, и продать ее на ярмарке в Хоршемише. Если удастся найти лопуха-покупателя. Только прилично ли нам заниматься этим?

Барнегард выложил на стол купленную им карту. В неверком свете масляных ламп она казалась еще более старинной и таинственной.

– Я предлагаю следующее, – сказал он. – Мы срисуем эту карту, чтобы у каждого была своя копия. А потом заключим пари. Кто первый доберется до дворца, тот и победил. Нам все равно нечем заняться. Ярмарку мы осмотрели, город обошли вдоль и поперек. Свободного времени у нас предостаточно. Конечно, можно продолжать торчать тут, в тщетной попытке развеять скуку, но подумайте, сколько удовольствия может доставить настоящее приключение!

Его приятели некоторое время осмысляли услышанное.

– А что будет призом? – наконец спросил Закир, оживляясь.

Он воображал себя большим знатоком широких пространств. Ему, привычному к степи, и впрямь проще будет ориентироваться в пустыне, чем остальным, природным жителям лесных областей и зеленых долин.

– Я готов поставить тысячу золотых, – сказал Аддо. Он грезил о прекрасной статус.

– А я – не готов, – усмехнулся Сигур. – У меня отродясь не было таких денег.

– Я поставлю за тебя, – пожал плечами Бернегард. – Мы ведь родственники. Если тебе повезет, выигрыш твой.

– О, великодушный! Пусть бог щедрости позолотит твой бритый подбородок! – Сигур кривлялся так, что Бернегарду стало неловко.

– В этом нет никакого особенного великодушия, – сказал он. – Поиск волшебного дворца – настолько нелепое предприятие, что участие в нем – уже само по себе – достойно только благородного человека.

– Да, в этом безумии много поэзии, – согласился Аддо.

Закир, которому отец никогда бы не доверил тысячу золотых, сверкнул глазами и произнес:

– Я согласен с вашими условиями, господа.