Но мой дракон уже мчался вдогонку своему собрату. Миг – и мы очутились посреди строя. Могучие хвосты хлестали гигантскими бичами, пламя полыхало на корпусах машин. Наши драконы накинулись на своих жертв с игривостью молодых тигров, забравшихся в стадо газелей.

По нам начали стрелять, но пули прошли мимо наездников, а драконья чешуя была непробиваема. Стрелки, должно быть, решили, что сошли с ума – или грезят наяву.

Мы продолжали бой. Все, что я видел, был нацистский крест, гнусная свастика, означавшая для меня всякую подлость, всякую жестокость, всякое бесчестие, которое когда-либо совершалось на свете. Я атаковал эти кресты, и мне вдруг стало плевать на людей, которые воевали под ними. Которым не было стыдно сражаться под знаменами со свастикой.

Мой дракон выплевывал пламя, возникавшее в одном из его многочисленных желудков. Бомбардировщики, шедшие с полной боевой загрузкой, взрывались прямо в воздухе.

Некоторые попытались ускользнуть. Другие принялись сбрасывать бомбы. Но драконы завершили круг – и вернулись. Избиение возобновилось. Те, кто все же ухитрился уцелеть, развернулись и полетели обратно в Германию. И что они расскажут, когда вернутся? Что они посмеют рассказать? Главное – что они не выполнили задачу.

Вот так, нашими усилиями, и родилась известная легенда. Та самая легенда о чудесной победе Королевских ВВС над Люфтваффе. Те самая легенда, которая изменила ход войны и заставила Гитлера утерять остатки разума. Та самая легенда, которая оказалась долговечнее нацистского мифа. Легенда о Драконах Уэссекса, которые пришли на помощь Англии в час величайшей нужды. Легенда, которая придала мужества англичанам и подорвала боевой дух немцев. Даже история об ангеле Монса, времен Первой Мировой, – даже она не вызвала того отклика, который породила наша легенда. Утверждалось, что на поле брани появились король Артур, Гвиневра и Ланселот. Они прилетели на сказочных зверях и спасли свой народ от гибели. (Как впоследствии выяснил Гесс, со временем эту историю попросту замолчали.) Да, легенда родилась такая, что всю войну пропаганда с обеих сторон занималась тем, что или всячески поддерживала ее, или усердно опровергала.

По дороге в Германию мы уничтожили несколько эскадрилий бомбардировщиков и бесчисленное множество истребителей. Ход «Битвы за Англию» в корне переменился. С того самого дня Гитлер действовал как безумец: его предсказаниям перестали верить, знаменитая удача покинула его навсегда.

Пока не знавший устали дракон нес меня в Бек, я мысленно оплакивал погибших. Да, мы сражались с теми, кто служил свастике, но все же это были мои соотечественники. Внутренний голос убеждал меня, что я поступил правильно, однако я знал, что до конца своих дней не избавлюсь от чувства вины. Если доживу до того времени, когда война закончится, мне наверняка встретятся матери, которым я не посмею взглянуть в глаза.

Радость победы и восторг полета уступили место печали, которая с тех пор меня уже не покидала.

Бек выглядел опустевшим. Ни одного часового! Стоило Гитлеру выказать свое недовольство тем приемом, который ему здесь оказали, все прочие, по-видимому, тоже поспешили уехать. Вот и славно.

Драконы опустились на площадку. Мы спешились и осторожно двинулись по лестнице вниз, в старую оружейную.

Повсюду царил разгром. Повсюду была кровь. Но никаких трупов. И – никакой чаши.

Где же Грааль? По всему выходило, что он никогда не покидал Бека. Или его все-таки забрал Клостерхейм?

Оуна жестом попросила подождать ее и скрылась в недрах замка.

Эльрик вновь по-братски положил руку мне на плечо.

– Мы должны найти Клостерхейма, – я повернулся и зашагал было к лестнице, но Эльрик удержал меня.

– Не надо.