Ей стало смешно, сначала прыснула, потом залилась звонким, серебристым смехом.

– Я плюхаюсь, как мешок?

– С требухой!

– Но Повелителю тоже подставляют руку под стремя. Вы же сами подставляете.

– Вы не Повелитель. И вообще, вы будете учиться или болтать?!

Зеленые глаза смотрели с изумлением.

Она вынуждена была подчиниться, а он нашел чем заинтересовать, сообразив, в чем принцессе и правда тяжело, а в чем просто скучно.

Немного погодя Михримах действительно взлетала в седло птицей, едва коснувшись стремян и приводя в изумление всех видевших это.

Однако благодарности Рустем не дождался. Не имея возможности капризничать или поступать, как вздумается, Михримах принялась насмешничать. Недаром говорили, что у принцессы язычок, как бритва, – что откроет рот, то кого-то порежет.

Но и здесь ничего не удалось, у мирахура свой не менее острый, отвечал так же. Трудность была только в том, чтобы не переступить границу, памятуя, что перед ним девушка, да еще и принцесса.

Михримах уже научилась всему, чему мог научить он, не все же возможно для девушки, но продолжала ездить с ним.

И вот теперь мирахура ждало новое назначение, и Рустем не мог понять, рад этому или нет. Чувствовал, что будет скучать по этой задире и ее насмешкам.

– Рустем-ага, разве вы не метите в Великие визири? – Бровь принцессы вопросительно приподнялась, в голосе звучала откровенная насмешка.

Рустем ничего, кроме насмешки, и не ждал от Михримах. Строптивая дочь султана без этого не может. Но и он способен дать отпор; в конце концов, он ничем самой сиятельной насмешнице не обязан, служит падишаху, а не ей.

– Плох тот птенец, который не мечтает взлететь, как орел, султанша. Я, как и любой паша, мечтаю служить Повелителю, находясь к нему как можно ближе. На все воля Всевышнего и его Тени на Земле.

Но Михримах такими смиренными и разумными речами не смутишь, снова фыркнула:

– Уж куда ближе – держаться за его стремя! Или вы мечтаете стать постельничим?

– Нет, султанша, я мечтаю просто служить Повелителю там, где он посчитает нужным держать меня. Вам не нравится мое усердие?

Глаза боснийца смотрели прямо и твердо, он не боялся таких вопросов, не зная за собой вины.

Михримах чуть смутилась, но вида не подала. Презрительно дернула плечиком и ушла, не ответив и не обернувшись.

Рустем почему-то подумал, что ей будет очень нелегко в жизни. Дочь султана не самая красивая, но самая занозистая, она словно живет для того, чтобы всем бросать вызов. Зачем совсем юной девушке нужно учиться стрелять из лука или ездить в мужском седле, вырядившись в мужскую одежду? Никому другому непозволительно, а султанская дочь ездит, стреляет и ведет себя, словно она сын, а не дочь.

Он не стал говорить, что завтра уезжает в далекий Диярбакыр, на самую окраину империи, а когда вернется, не известно. Султанскую дочь это вовсе не должно волновать. Какой-то босниец, какой-то мирахур (управляющий султанской конюшней) стал бейлербеем окраинного Диярбакыра… Велика новость!

Рустем-паша тоже пострадал из-за своего языка, острослов не угодил Великому визирю Аяз Мехмеду-паше, тот и отправил острослова в далекий Диярбакыр. Султан, услышав такое предложение Великого визиря, промолчал.

С другой стороны, Рустем становился пашой, иначе как в санджаке ему такого не получить. Для себя босниец решил, что Диярбакыр не хуже Стамбула, там по крайней мере нет Аяза-паши. А теперь вдруг осознал, что будет скучать по стычкам с принцессой.

Но тут жалеть не о чем, все равно ее скоро выдадут замуж, а замужняя женщина учиться ездить верхом (чему ее учить, уже давно прекрасно держится в седле) или просто болтать с кем бы то ни было не станет. Михримах и сама это понимает, а потому злится.