Аластер Рейнольдс. Дочь санника
Завидев впереди Двадцатиарочный мост, она остановилась и положила мешки — две свиные головы и свечной воск на сорок пенсов оттянули руки. Отдыхая, Кэтрин поправила тесемку на шляпе, опустила поля так, чтобы закрывали лоб от солнца. Воздух был по-прежнему прохладным, но свет стал по-новому яростным, и на лице от него высыпали веснушки. Кэтрин собралась уже идти дальше, но горло перехватило, и ей пришлось переждать еще немного. До сих пор она старалась не думать о переходе через мост, но вот он уже перед глазами, и не замечать его невозможно. Либо идти по нему, либо — длинный крюк до Нового моста, а той дорогой ей до темноты никак не поспеть. — Дочь санника? — окликнул ее грубый голос с другой стороны дороги. Кэтрин резко обернулась на крик. В дверях дома стоял человек в фартуке и вытирал им мокрые руки. Лицо у него походило на обезьянье: спереди обожжено докрасна, по бокам белые полоски, а наверху розовая пролысинка. — Твой отец ведь Брендан Линч, верно? Она покорно кивнула, но промолчала, закусив губу. — Так я и думал. Я ведь не из тех, кто забывает хорошенькое личико, — мужчина поманил ее к дверям своей мастерской. — Иди сюда, девонька. У меня есть кое-что для твоего отца. — Сэр? — Я думал сам зайти к нему на прошлой неделе, да работа задержала, — он кивнул на раскрашенную деревянную вывеску над притолокой. — Я Питер Ригби, колесник. А ты, помнится, Кэтрин? — Мне нужно идти, сэр… — А твоему отцу нужно хорошее дерево, мне же его девать некуда. Заходи, не стой тут, как побирушка, — он через плечо крикнул жене, чтобы ставила чайник. Кэтрин нехотя подобрала свои мешки и зашла за Питером внутрь. Поморгала от пыли, висевшей в воздухе, и сняла шляпу. Пол устилали опилки: где мягкие и золотистые, где хрусткие, свернувшиеся колечками. Сильно пахло смолой и заваривающимся столярным клеем. На огне булькали горшки, над ними распаривались деревяшки, которые надо было согнуть или выпрямить. На одной стене поблескивали заточенные инструменты. У некоторых лезвия были перекованы из небесных опадышей. Стояли, опираясь друг на друга, колеса, дожидавшиеся, пока их снабдят спицами и оденут железными шинами. Заменить колеса на полозья — и все как бывало в отцовской мастерской, когда заказы сыпались градом. Питер указал Кэтрин на табуретку перед одним из верстаков. — Садись, дай ногам отдых. Мэри угостит тебя хлебом с сыром. Или с ветчиной, хочешь? — Вы очень добры, сэр, но меня обычно угощает вдова Грейлинг, когда я прохожу мимо ее дома. Питер вздернул седую бровь. Он стоял у лавки, засунув большие пальцы за пояс фартука и гордо выпятив брюхо. — Не знал, что ты захаживаешь к ведьме. — Раз в месяц ей присылают две свиных головы и воск на свечи. Она всегда покупает их в Шилде, а не в городе. За свинину она платит на целый год вперед, сразу двадцать четыре фунта. — И тебе не страшно? — Она совсем не страшная. — Кое-кто с тобой поспорил бы. Припомнив отцовские слова, Кэтрин возразила: — Кое-кто скажет, будто шериф может летать по воздуху, или что раньше был мост, который подмигивал путникам, или железная дорога до самого Лондона. Отец говорит, вдовы Трейлинг не надо бояться. — Стало быть, не боишься, что она превратит тебя в жабу? — Она лечит людей, а не заколдовывает. — Лечит… когда в настроении. Как я слышал, частенько и отсылает прочь больных и тех, кто просит о помощи. — Если она кому-то помогает, разве это не лучше, чем никому? — Пожалуй… Она видела, что Питер поспорил бы, если бы не опасался ее обидеть. |
