Каждые несколько миль повторяются в различных вариациях крохотные селения: замок, церковь, сельские домики; монастырь, церковь, сельские домики. Полоски обработанной земли вокруг жилищ, а за ними бесконечная зеленая страна. Ничем не нарушаемый зеленый простор. Дороги от селения к селению с глубокими колеями, обсаженные деревьями и кустарником, алеющим то цветками дикой розы, то ягодами боярышника — в зависимости от времени года. Непроходимые зимой и белые от пыли летом.
Целых тридцать лет на этой зеленой, просторной земле бушевала война Алой и Белой Розы. Это была даже не война, а скорее кровная междоусобица, вражда Монтекки и Капулетти, которым нет дела до простых людей. Никто, конечно, не врывался в дома жителей, чтобы узнать, кто за Йорков, а кто за Ланкастеров, не тащил никого по этапу, если ответ оказывался неугодным. Это была малая, локальная война, похожая на ссору двух соседей. Вдруг на чьем-нибудь лугу, за огородами закипал бой, а кухня превращалась в лазарет, затем воюющие перемещались куда-нибудь еще, и там тоже разгоралась битва. Через несколько недель хозяева, узнав о развитии событий, затевали яростный спор, так как хозяйка держала сторону Ланкастеров, а хозяин был сторонником Йорков. Совсем как споры между футбольными болельщиками. Никто не преследовал ни Йорков, ни Ланкастеров, как в наше время не было гонений на болельщиков «Арсенала» или клуба Челси.
Долго еще размышлял Грант о прошлом зеленой-зеленой страны Англии и вдруг незаметно для себя заснул. Его знаний о судьбе маленьких принцев не прибавилось ни на грош.
3
— Неужто не могли найти картинки повеселее? — воскликнула Пигалица на следующее утро, кивая на портрет Ричарда, который Грант поставил на ночной столик, прислонив его к стопке книг.
— Вы не находите, что у него интересное лицо?
— Интересное! У меня от него мурашки по спине. Сразу видно: преступник!
— А в учебниках истории говорится, что он был человеком недюжинного ума.
— Ну так и Синяя Борода был недюжинного ума.
— И, говорят, его любил народ.
— Синюю Бороду тоже любили.
— И был храбрым воином, — не унимался Грант. — Что, нечем крыть?
— Не понимаю, что вас так к нему тянет? Кто хоть он такой?
— Ричард Третий.
— Ах так! Ну все понятно.
— Вы хотите сказать, что вы его таким и представляли?
— Именно.
— На каком основании?
— Вы что, не знаете, что он зверский убийца?!
— Вы неплохо изучили историю.
— Это всем известно. Расправился со своими племянниками, бедными детками. Задушил их.
— Задушил? — оживился Грант.
— Да-да, задушил подушкой. — Маленьким энергичным кулачком она взбила подушку, которую держала, и ловко установила ее на место.
— Почему задушил? Почему не отравил? — удивился Грант.
— Откуда мне знать, меня там не было.
— Где это сказано, что их удушили?
— В учебнике по истории.
— А на кого ссылался учебник?
— Почем я знаю? Ни на кого не ссылался. Там просто сказано, что был такой факт.
— А там было сказано, кто это сделал?
— Тиррел. Вы что, истории, что ли, не проходили?
— Я присутствовал на уроках. А это не одно и то же. Кто же такой был Тиррел?
— Понятия не имею. Какой-то друг Ричарда.
— Откуда же взяли, что это сделал он?
— Он сам сознался.
— Сознался?!
— После того как его признали виновным, конечно. |