Аруну захотелось пить, и Сона пошла в дом за чаем. Возвращаясь, она вновь услышала разговор, участницей которого ей не суждено было стать.

– Судебные дела длятся долго. Надо начать что-то делать уже сейчас.

– Ты сказал, что этим людям придется заплатить. Я должна скопить достаточно денег.

– Мы тебе поможем. Я получаю жалованье и еще не израсходовал рупии, взятые в дорогу.

– Нет, Арун-бхаи. Возможно, скоро у вас с Соной появятся свои дети. Я не хочу обделять вашу семью.

– С детьми лучше повременить. Наше положение слишком непрочно. К тому же – я уже говорил об этом – в городе что-то назревает. Неизвестно, где мы окажемся через месяц и что с нами будет.

– Тогда не лучше ли уехать отсюда?

– Здесь Анила, – веско произнес Арун.

– Я имею в виду не себя, а вас с Соной.

– Нет. Мы с самого начала были вместе и ни за что не бросим тебя одну.

– Если б и я могла чем-то помочь тебе и Соне!

– Ты – подруга моей жены, и этого довольно. А если говорить обо мне… Бывали дни, когда я мысленно видел перед собой только трубку с опиумом, и ночи, когда я корчился от нестерпимой жажды дурмана. Тут ты ничем не поможешь, с этим я должен справиться сам. А в остальном у меня все в порядке.

Сона застыла с подносом в руках. Ее супруг решил, что им «лучше повременить с детьми», даже не подумав посоветоваться с нею! Зато он преспокойно обсуждает столь интимный вопрос с Ратной! А еще, оказывается, у него есть проблемы иного рода, но он не стал делиться этим с женой, однако, опять-таки, доверился своей названой сестре, которая, по сути, была ему совершенно чужой.

Подслушав этот разговор, молодая женщина поняла: в ее душе не будет покоя до тех пор, пока между ней и Аруном стоит Ратна. Муж назвал эту девушку ее подругой, но Сона сказала себе, что низкая шудра не более чем грязь, прилипшая к подошвам чаппалов[54] благородной брахманки!

В довершение всего в одну из ночей, когда, сжимая ее в объятиях, Арун в порыве страсти воскликнул «моя Радха!»[55], Соне почудилось, будто он произнес «моя Ратна».

Хотя население Канпура и личный состав полков гарнизона не проявляли недовольства англичанами, командующий, генерал Уилер, получил депешу о восстании в Мируте[56]. За короткое время новость распространилась по всему городу, и белое население запаниковало.

Генерал приказал укрепить два больничных барака из кирпича, расположенных близ домов офицеров гарнизона, – их обнесли невысокой насыпью и окружили неглубоким рвом. Очень скоро эта импровизированная крепость получила название «форт безнадежности».

По городу блуждали темные слухи, на прежде шумных, беспечных базарах царила угрожающе напряженная атмосфера, и воздух был полон предчувствия надвигавшейся беды.

На первый взгляд, причина волнения сипаев казалась пустяковой. В армии ввели нарезные ружья, и заговорщические группы, давно существовавшие во всех провинциях, пустили слух, что бумажная обертка патрона, которую при зарядке винтовки надо было с