— Похоже на то.

Сквозь открытую дверь Диана посмотрела на сгущающиеся сумерки. Обычно сразу после пробных забегов она шла домой, но сегодня вместо того, чтобы покинуть конюшню, девушка подошла к стойлу и прислонилась к дверному косяку.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Придерживай ее голову, — отдал распоряжение Ллин. — Она пытается встать.

Диана зашла в стойло и опустилась коленями на солому, чтобы придержать голову Помоны.

— Тихо, все будет хорошо, — успокаивала она кобылу, пока Ллин, скинув тунику, осматривал животное.

— Кажется, жеребенок неправильно перевернулся, — озабоченно заметил он. — У этой лошади роды всегда проходят сложно. Подержи ее, а я попробую перевернуть малыша так, как надо.

— Да, командир! — отсалютовала Диана, и Ллин улыбнулся ей в ответ. Девушка поудобнее устроилась рядом с лежащей на боку кобылой и, чтобы успокоить, принялась гладить ее по шее.

— Так, по-моему, лучше, — наконец вынес вердикт Ллин. — Теперь пусть тужится.

Он сполоснул руки в бочке с водой и снова надел тунику. И пока он натягивал ее через голову, Диана с любопытством рассматривала его покрытый шрамами торс. На левой руке белел давно заживший след от удара меча, правое плечо тоже было отмечено шрамом от рубящего оружия, след от удара копьем под ребра казался на фоне его загорелой кожи белым пятном. Диана заставила себя вспомнить, что Ллин провел юность, сражаясь бок о бок со своим отцом против римлян.

И всё-таки хорошо, что его захватили в плен. Иначе у меня никогда не было бы своей четверки лошадей и я бы не имела возможности учиться управлять колесницей, с улыбкой подумала она. Хотя, наверно, не стоит ему этого говорить.

Им оставалось только ждать, пока Помона справится сама, и вокруг повисла тишина. Диана задумчиво жевала соломинку, а Ллин молча облокотился о стену, скрестив руки на груди.

— Тебе не стоит оставаться здесь допоздна, — сказал он наконец и бросил взгляд на темнеющее в дверном проеме небо. — Если твои родные об этом узнают, им вряд ли это понравится. О моем отце ходили слухи, будто он с заходом солнца съедал на ужин девственниц. Его дурная слава вполне могла перейти мне по наследству.

— Я не боюсь, — бесстрашно улыбнулась Диана. — Как думаешь, ей еще долго придется тужиться, прежде чем жеребенок выйдет наружу?

— Роды продлятся еще около часа, — Ллин ласково потрепал кобылу за ушами, и животное благодарно уткнулась носом ему в ногу. — Ты, может, и не боишься, но лично я не хотел бы, чтобы в мой дом ворвался взбешенный отец, решивший, что я лишил невинности его дочь, а потом скормил ее друиду.

— Моего отца можно взбесить, только сломав его инструменты, — фыркнула Диана. — Да и лишать меня уже нечего.

— Должно быть, эта честь досталась какому-нибудь возничему, — усмехнулся Ллин и покачал головой. — Вот такие вы, римлянки! В городе не осталось ни одного настоящего воина, и вы с радостью бросаетесь под его первое попавшееся подобие.

— Плохо же ты меня знаешь, о великий предводитель мятежников! — рассмеялась Диана. — Это был вовсе не возничий, а всего лишь какой-то потный преторианец из прихвостней Отона. От него за милю разило пивом, да и хватило его всего на пару минут.

— Вот как, — не нашелся, что сказать Ллин. — Думаю, твоя семья потрудилась скормить его львам на арене амфитеатра.

— Моя семья ничего об этом не знает. Это их вовсе не касается.

После победы Отона Диана отправилась на поиски головы Пизона, которую унес с собой от ступенек храма преторианец.