Сколько бы раз Марцелла ни начинала отчет о битве при Бедриакуме, он всякий раз начинался с этих слов. Сорок тысяч человек погибло. Позже ей стало известно, что эта цифра была сильно преувеличена — в лучшем случае потери составили десять тысяч человек, но никоим образом не сорок. Все равно никто этого точно знал. Но именно эта цифра почему-то укоренилась в ее памяти, когда запыхавшийся гонец доставил эту новость императору Отону.

Сорок тысяч человек погибло.

Вокруг Марцеллы царила суматоха, со всех сторон раздавался гомон и взрывы смеха. Она же, из последних сил стараясь сосредоточиться, перечитывала свои заметки.

Вителлий двигался позади главных сил своей армии. Ранним утром его военачальники атаковали Плаценцию, где расположился полководец армии Отона с тремя когортами преторианской гвардии. Преторианцы сражались, как сумасшедшие, и атака была отражена.

Как сумасшедшие — слишком громкое сравнение для автора, претендующего на объективность и сдержанность исторического повествования. Но Марцелла своими глазами видела троих преторианцев, которые словно боги войны, возвращались в расположенный в нескольких милях от поля боя Бедриакум с докладами императору. Всех без исключения воинов, докладывавших обстановку Отону, опьяняла радость триумфа. Одним из этих троих был центурион Друз Денс.

— Сторонники Вителлия обратились в бегство, цезарь, — бодро сообщил он. — Они бегут, как побитые псы, трусливо поджимая хвост.

— Ха! — Отон радостно стукнул кулаком по подлокотнику трона. Он никогда не отправлялся в военный поход налегке. Даже в простом армейском шатре он неизменно восседал на позолоченном кресле из императорского дворца, держа в руке серебряный кубок, полный его любимого вина. Рядом с Отоном всегда находился цирюльник, чтобы брить его два раза в день, и придворные музыканты, готовые по первому взмаху руки развлекать императора. Сейчас они молча столпились за спиной Отона, нервно теребя струны лир, как и вся многочисленная свита, с нетерпением ожидая продолжения рассказа преторианцев. Марцелла стояла поодаль вместе с другими женщинами, уговорившими своих мужей или любовников сопровождать их в походе.

— Нам стало известно, что Фабий Валент опоздает на несколько дней, цезарь, — добавил Денс. Кровь сочилась из раны на его предплечье, тонким ручейком стекая по пальцам, но он, казалось, вовсе не замечал этого. — У Валента давние счеты с Цециной Алиеном. Вряд ли они поладят, когда им придется соединиться.

— За раздоры в стане врага! — Отон поднял кубок, и шатер наполнился одобрительными возгласами.

В целях безопасности вместе с резервными силами император Отон отошел к Брикселуму, оставив несколько наблюдателей, в чьи обязанности входило передавать известия с поля сражения.

Одним из таких наблюдателей был Луций Элий Ламия. С того момента, как они покинули Рим, он не удостоил Марцеллу ни единым словом.

— Женщине не пристало смотреть на сражения, — раздраженно воскликнул он, когда Марцелла объявила о своем желании остаться с ним и следить за ходом боя.

— Извини, — язвительно ответила она, — что ввела тебя в заблуждение, будто спрашиваю твоего разрешения.

Луций неприязненным взглядом окинул жену. В его глазах читалось неприкрытое презрение.

— Не делай из меня дурака!

Марцелла ехидно улыбнулась.

— Мне даже стараться не надо. Ты прекрасно справляешься с этой задачей сам.

— Ты упрямая стерва! Я разведусь с тобой, если ты не…

— Вперед! — Марцелла повернулась к мужу спиной. — Разводись, а я тем временем буду следить за сражением.

Перепалка супругов достигла ушей императора Отона и, похоже, весьма его позабавила.