В записках Марцеллы все выглядело понятно и логично. На самом же деле, стоя на вершине холма, она не имела ни малейшего представления о том, какие маневры разворачиваются у нее перед глазами в данный момент. Вечером того же дня она столкнулась с одним из немногочисленных легионеров, которым удалось выбраться живьем из мясорубки правого фланга.

— Это была кровавая бойня, — сказал он, пустым взглядом уставившись куда-то вдаль, совершенно безразличный к тому, кем была его собеседница. — У каждого второго из нас были друзья в стане врага. Когда мы видели перед собой тех, с кем несколько месяцев назад вместе пили вино в таверне «Синяя русалка», мы опускали мечи. Но приказ есть приказ, и мы горько усмехались и продолжали бой, пока один из нас не падал замертво на землю. Самая настоящая кровавая западня, скажу я тебе, госпожа.

Когда преторианцы лишились защиты на флангах, они наконец дрогнули и начали отступление.

А что еще им оставалось делать? Все поле боя стало ареной массового отступления, воины ломали строй, разворачивались и бежали, поскальзываясь в лужах крови и спотыкаясь о тела погибших.

— Пойдем, — пробормотал Луций, грубо схватив Марцеллу за руку. — Нам надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Это поражение. На сегодня с тебя хватит зрелищ, кровожадная стерва.

Они забрались в стоявшую поодаль колесницу. Испуганный возница хлестнул лошадей, и они помчались к дороге, ведущей обратно в Брикселум. По дороге им то и дело попадались бегущие с поля боя легионеры, покрытые потом, пылью и кровью. Некоторые устало протягивали руки, прося взять их с собой. Один из знаменосцев перегородил дорогу, все еще сжимая в руке потрепанный штандарт и потрясая кулаком. Правда, на этой руке отсутствовала кисть, отсеченная ударом меча какого-то вителлианца. Марцелла не успела толком разглядеть легионера, потому что в следующий миг тот оказался под копытами лошадей.

Сторонники Вителлия не видели для себя смысла давать пощаду тем, кто был не в состоянии заплатить за себя выкуп, поэтому несколько тысяч тех, кому повезло остаться в живых, позднее были убиты. Остатки войска Отона бежали к Брикселуму, чтобы соединиться с резервными войсками, все еще не теряя надежды на новое сражение. Остальные, включая брата императора, сдались на милость Вителлия следующим утром.

Муж Лоллии деловито расхаживал по шатру императора. По его мнению, тому следовало начать новую атаку, не дожидаясь возвращения основных сил. Его оставили в живых. Пока что. В этот момент Марцелла поняла, что Лоллия скоро найдет себе нового мужа, независимо от того, убьют Сальвия или нет. И тогда это будет уже пятый ее брак, а ведь Лоллии всего девятнадцать.

Расположившийся в Брикселуме резерв все еще представлял собой серьезную силу. Он еще больше пополнился вернувшимися с поля боя остатками легионов. Некоторые советники Отона предлагали начать новую атаку против войска Вителлия.

Луций и Марцелла на бешеной скорости проделали путь с места сражения до Брикселума, быстро оставив позади еле плетущихся раненых легионеров. С ними ехал еще один из наблюдателей, низенький человек, который то и дело нервно теребил края своей тоги.

— Этого не должно было произойти, — сокрушался он всю дорогу, и под конец пути Марцелла была готова придушить его собственными руками. Они вылезли из колесницы, протолкнулись сквозь суматоху снующих туда-сюда слуг, крикливых охранников и вошли в шатер Отона. Одного взгляда на его лицо Марцелле хватило, чтобы понять, что они не первые гонцы с вестью о поражении. Тем не менее Луций учтиво поклонился и сообщил о последнем сражении.

— Благодарю тебя, Луций Элий Ламия, — с достоинством произнес Отон и, подозвав слугу, велел принести вина.

Рука императора на удивление твердо держала кубок, на его лице даже играла легкая улыбка, однако взгляд темных глаз был обращен куда-то вдаль, словно у мраморной статуи.