Наташа почувствовала, что у нее пересохло во рту. Так, что стянуло губы. Она схватила чайник и хлебнула из носика. Даже кипяченая вода отдавала хлоркой.

“Но второй раз было еще хуже! Эта ужасная боль, я думала — умру от боли! А кровь! Сколько было крови! У меня вся одежда была в крови!” Наташа поняла, что стучит зубами. Хотелось кричать, пробить стенку кулаком, завыть от обиды и непоправимости того, что случилось. Лерка, одуванчик, что ты натворила? Разве она, мать, не говорила ей? Разве не предупреждала, что секс раньше времени — как недозрелый плод, жесткий и горький… Господи, что делать-то теперь?

“Аня, скажи, почему все восторгаются этим? Почему все этого хотят?” — спрашивала Лерка подругу, и Наташа проклинала расстояние, что разъединяет сейчас ее с дочерью.

Сначала она злилась на Лерку. Окажись дочь сейчас, сию минуту здесь, рядом, Наташа скорее всего отхлестала бы паршивку по щекам, накричала бы и затопала ногами. Давно ли Лерка, глядя матери в глаза, говорила, казалось, искренне, что да, она все понимает и ничего такого себе не позволит раньше времени. Потому что да, аборты, болезни и врач-гинеколог. И незрелый организм. Да, она не дура и зла себе не желает.

И вот на тебе! На улице после дискотеки, в каких-то кустах, среди мусора!

Наташа металась по квартире, не в состоянии сидеть на одном месте. Теперь она злилась на Юру. Сопляк! Какое он вообще имел право воспользоваться Леркиной симпатией, склонить девчонку к сексу, в котором сам ничего не понимает?! Идиот! Фильмы, что ли, не смотрит, журналы не читает? Неужели трудно было организовать вокруг этого элементарную романтическую атмосферу? Придать всему более-менее цивилизованный вид, если уж приспичило? Дегенерат! И она это чувствовала! Она сразу невзлюбила этого Юру, у него на морде все написано! Ее Лерку! Которая из ангин не вылезает, у которой и месячные толком не установились, скачут, как им заблагорассудится!

“Теперь я его избегаю, — делилась Лерка переживаниями. — Представить себе не могу, что это может повториться! Вчера он подсылал пацанов, чтобы позвали меня на улицу. Я не пошла. Проревела весь вечер. Ведь я так люблю его…”

“Какое там “люблю”! — негодовала Наташа. — Держись от него подальше, дочка! Ничего хорошего от него ждать не придется. Недомерок!”

Наташина голова кипела. Было три часа ночи, а она, одна в своей двухкомнатной квартире, металась как тигрица, у которой отняли детеныша. И за что ей такое наказание? Первая электричка в шесть утра! Ночь покажется бесконечной. Такое ощущение, что ты ходишь по раскаленным углям, потому что наступить больше некуда.

Она представила, как примчится утром в деревню и скажет… что? Они вчера только распрощались. Свекровь полезет с расспросами. Рожнов тоже что-нибудь заподозрит. Что же делать? До пяти утра Наташа плавилась на медленном огне, а в пять обратила внимание, что все еще сжимает в руке злополучное письмо. Прямо под пальцами оказались, строчки, на которые она сразу и внимания-то не обратила. После прощальных слов и приветов стояло: “Аня, купи и вышли мне, пожалуйста, тест на беременность”. Наташа схватила с крючка плащ, сумку и стала метаться по квартире, не в состоянии найти туфли. Когда нашла и уже открывала дверь, в спальне зазвонил телефон. Кто может звонить в пять часов утра? Наташа вернулась в спальню и взяла трубку.

— Наташа? Это Юля Скачкова. Помнишь такую? Я прошу тебя: срочно возьми такси и приезжай ко мне. Мне плохо.

Глава 2

Юля выслушала заявление нотариуса и ничего не поняла. Она даже вопроса никакого не задала. Тот сам догадался, что клиентка не въехала, и во второй раз четко и ясно повторил информацию. В глазах у него мелькнула смесь сочувствия и интереса.