Полежать в кустах. Не высовываться. Усек.
– Хосс, – тихо произнес мой старый учитель. – То, что ты сделал для этой девочки…
– Угу, – отмахнулся я. – Глупо, да. Мерлин писает кипятком, это точно. Возможно, он начнет сейчас настаивать, чтобы я ходил в разведку боем – в надежде на то, что кто‑нибудь уберет меня, а значит, и занозу у него в заднице.
– Верно, – кивнул Эбинизер. – Но я хотел сказать, ты поступил чертовски смело. Из того, что я слышал, получается, ты готов был биться против всех, если пришлось бы.
– Думаю, долго бы я не протянул.
– Нет. Но впрочем, речь не о том. – Он встал, крякнув, и посмотрел на меня. – Я тобой горжусь, парень.
Что‑то внутри меня оттаяло.
– Знаете, – сказал я, – вы всегда говорили мне, что не присутствовали на моем суде. Что Совет посадил меня к вам на шею, потому что вас не было, чтобы отбрехаться. Я думаю, это не так.
Он хмыкнул.
– Там все говорили на латыни, которой я тогда не понимал. И на голове у меня был этот дурацкий капюшон, так что я никого не видел. Но кто‑то все‑таки защитил меня – так, как я Молли.
– Возможно, возможно. – Он дернул плечом. – Старею я, Хосс. Многое забываю.
– А‑а, – кивнул я. – А знаете, я день или три уже как не обедал по‑человечески. И я знаю одно местечко, где дают лучшие в городе спагетти.
Эбинизер застыл на месте, как человек, шагавший по льду и вдруг услышавший треск под ногами.
– Правда? – осторожно спросил он.
– И хлеб у них там классный. И это в двух шагах от университетского городка, поэтому официантки просто супер.
– Звучит многообещающе, – заметил Эбинизер. – Даже слышать – слюнки текут.
– Именно так, – подтвердил я. – Дайте мне переобуться. Если поспешить, успеем туда до вечерней толкотни.
Долгую секунду мы смотрели друг на друга, а потом мой старый наставник склонил передо мной голову. Это означало много всего. Извинения. Благодарность. Радость. Прощение. Признание. Гордость.
– Хочешь, я отвезу? – предложил он.
Я кивнул в ответ.
– С удовольствием, сэр.
|