– Конечно, – согласилась она. – У меня все равно дел полно. Вы меня простите? – Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.

– Хоть поговорить со мной об этом вы можете? – спросил я Роулинза.

– Ну… – вздохнул он. – Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.

– Почему? – не сдавался я.

– Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.

Я нахмурился и склонил голову набок.

– Да?

Роулинз кивнул.

– Мальчишка этого не делал, – сказал он. – Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.

– Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?

Роулинз пожал плечами:

– Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека – дело непростое. И руки у него совершенно целые – не разбитые, и крови на них не было.

– Тогда что же вы его арестовали? – спросил я.

– Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, – ответил Роулинз. – И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, может, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, потому забрал его и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. – Роулинз поморщился. – Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.

– Зачем же его увезли?

– Я не знал, что он проходил уже по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.

Я покачал головой.

– Вы уверены, что больше никто не входил и не выходил?

– Я же прямо вот здесь и сидел, – обиделся Роулинз. – Любой, кто прошмыгнет мимо меня незамеченным, должен быть рыцарем‑джедаем или чем‑то в этом роде.

– Или чем‑то, – повторил я вполголоса, глядя себе под ноги.

– Подружка, – буркнул Роулинз, мотнув головой вслед Молли. – Это она вас втравила?

– Дочь приятеля, – кивнул я. – Я внес за парнишку залог.

Роулинз хмыкнул.

– Жаль мальчишку. Я сделал все по инструкции, но… – Он покачал головой. – Порой одних инструкций мало.

– Девица считает, что он не виноват, – сказал я.

– Девицы, Дрезден, всегда считают их белыми и пушистыми, – устало возразил Роулинз. – Проблема в том, что улики свидетельствуют против него. Более чем достаточно для суда, если только эксперты не найдут чего‑нибудь здесь или на старикане, чтобы снять с него обвинение. А это возвращает нас к тому, с чего мы начали, – потому я вас и не пущу.

Я кивнул.

– А если я скажу вам, что это не простое дело?

Он пожал плечами.

– Думаете, нечисть какая‑нибудь?

– Я пообещал девчонке, что проверю.

Роулинз нахмурился еще сильнее, но мотнул головой.

– Не могу пустить.

– Но хоть посмотреть можно? – попросил я. – Дверь только приоткрыть, чтобы я даже не заходил, одним глазом глянул.