Безусловно, это были самые красивые цветы, какие я когда-либо видел. Ветер, как всегда, дул очень ровно, с одной и той же силой; но когда мы подошли к лилиям на близкое расстояние, их бесчисленные головки кивали столь оживленно, что Доктор решил устроить рядом стоянку и исследовать это растение как можно более подробно.

Мы разбили так называемый лагерь — на Луне это было самым простым делом, потому что не нужно было ставить палатки и разжигать костер. Вся работа состояла в том, чтобы распаковать вещи, извлечь наружу съестные припасы и устроить постели для ночлега.

Прошагав целый день с утра до вечера, мы чувствовали страшную усталость. За болотистой поляной, на которой росли лилии, виднелись новые джунгли: наши глаза различали там еще не знакомые нам породы деревьев и цветущие лианы.

Молча, быстро поужинав, мы легли и укрылись одеялами. Чем гуще становилась темнота вокруг нас, тем громче звучало пение деревьев. Можно было подумать, что все растительное царство внимательно следит за вторгшимися в него пришельцами.

А затем, уже проваливаясь в сон, мы услышали низкое гудение крыльев, заглушавшее музыку леса. Как и прежде, над нами кружились гигантские насекомые, прилетевшие посмотреть на существ из иного мира.

На мой взгляд, весь наш опыт изучения лунной растительности не идет в сравнение с теми удивительными и волнующими впечатлениями, какие мы вынесли из знакомства с кокетливыми лилиями. В течение каких-нибудь двух дней Доктор сделал невообразимые успехи в изучении их языка. Такой стремительный прогресс, сказал он мне, объясняется не столько его собственным усердием, сколько величайшей понятливостью этих цветов и их готовностью отвечать на вопросы.

К концу третьего дня все мы — Чи-Чи, Полинезия и я — были потрясены, увидев, что Джон Дулитл научился вести с лилиями свободную и непринужденную беседу. И при этом он почти не прибегал к вспомогательным приспособлениям. Он установил, что главным средством, которое кокетливые лилии использовали в разговорах между собой, было покачивание головками. Разговаривая с растениями иных видов или с деревьями, а также с птицами и насекомыми (это мы узнали позже), они могли применять и многие другие способы, но между собой почти всегда разговаривали именно так.

Лилии, особенно в столь больших количествах, представляли собой невероятно яркое и завораживающее зрелище. Их цветы, достигавшие в диаметре, по моим оценкам, восемнадцати дюймов, имели форму раструба и поразительно броскую расцветку. Нежно-кремовые лепестки были покрыты возле основания крупными лиловыми и оранжевыми пятнами, а посередке торчал черный как смоль пестик. Листья были окрашены в насыщенный оливково-зеленый цвет.

Но что было в лилиях самым необычным, так это исходившее от них живое понимание. Любой человек, как бы плохо он ни был знаком с ботаникой вообще и с растительным миром Луны в частности, при первом же взгляде на эти цветы просто не мог не заметить столь редкой, чудесной особенности. Чувствовалось, что стоишь перед существами, которые имеют куда больше общего с людьми, чем с растениями — и невольно хотелось завязать с ними разговор.

Я заполнил целых два блокнота из той кипы, что привез Доктор, записями его бесед с кокетливыми лилиями. Впоследствии он еще много раз разговаривал с этими цветами, получая от них подробные сведения о флоре Луны. Как он объяснил нам, растительные формы жизни — во всяком случае, насколько они были изучены и на Луне, и на Земле, — достигли в этой своей разновидности абсолютной вершины развития.

ГЛАВА 13

ЦВЕТОК, УМЕВШИЙ ПАХНУТЬ ПО-РАЗНОМУ

Еще одним непонятным явлением, которое просто ошеломило нас при вступлении в заболоченную местность, где росли кокетливые лилии, было разнообразие запахов, хлынувших нам в ноздри.