Лунное дерево было идеальной копией этого растения, но в тысячу раз увеличенной. Листья, образующие его крону (они же цветы), прилегали друг к другу так тесно и плотно, что сквозь них, как мы убедились позже, не мог просочиться даже сильный ливень. По этой причине мы с Доктором и назвали его деревом-зонтиком.
Смутило нас и то, что со стороны леса доносились непонятные звуки. Мы уже знали, что на Луне шумы любого рода, даже совсем слабые, могут распространяться на очень большие расстояния. Эти звуки мы услышали сразу, как только кончили подъем и ступили на плато. Они явно имели музыкальную природу. И звучал не один инструмент: казалось, где-то вдали тихо, еле слышно, играет маленький оркестр. К этому времени мы уже начали привыкать к странным явлениям, встречавшимся на Луне. Но должен признаться: эта далекая, звучащая неведомо откуда музыка внушила и мне, и Доктору серьезное беспокойство.
Прежде чем одолеть последнюю милю, отделявшую нас от джунглей, мы остановились, чтобы отдышаться. Поражало, насколько отчетливо и зримо различаются эти зоны лунного ландшафта. Возможно, это отчасти объяснялось тем, что весь географический облик Луны был куда более однообразен, чем наш мир. Перед нами простиралось твердое песчаное плато, ровное, как озерная гладь: одной его границей были джунгли, а другой — утесистый склон, на который мы только что вскарабкались. Мне стало интересно, какая картина явится нам по ту сторону джунглей: неужели и там пейзаж меняется столь же резко?
В первую очередь надо было обеспечить постоянное снабжение водой, и мы попросили Чи-Чи показать дорогу к ее источнику. Ступая по собственным следам, оставленным на плато ночью, обезьянка повела нас за собой. Она не испытывала видимых затруднений, пока шла по открытому пространству. Но когда мы приблизились к лесной опушке, Чи-Чи замедлила ход: ведь вчера, двигаясь по лесу, она прыгала с ветки на ветку и почти не спускалась вниз. Так она чувствовала себя в большей безопасности, пояснила обезьянка.
Чи-Чи попросила нас немного подождать на опушке: она хотела сбегать вперед и убедиться, что сможет найти свой вчерашний путь. Вновь усевшись на землю, мы стали ждать ее возвращения.
— Ты хоть раз просыпался этой ночью, Стаббинс? — помолчав, спросил Доктор.
— Нет, — ответил я. — Я слишком устал вчера. А что?
— Ну, а ты, Полинезия? — спросил Доктор, не обращая внимания на мой вопрос.
— Просыпалась, — сказала попугаиха, — и не однажды.
— Ты слышала или видела что-нибудь… э-э… не совсем обычное?
— Конечно, — ответила Полинезия. — Не могу поручиться… но мне показалось, что кто-то ходил вокруг нашего лагеря и наблюдал за нами.
— М-да… — пробормотал Доктор. — То же самое показалось и мне.
И он погрузился в молчание. В ожидании Чи-Чи я продолжал рассматривать окрестности и был удивлен еще одной особенностью лунного ландшафта: непривычным видом горизонта. Поскольку в поперечнике Луна значительно уступает Земле, взгляд охватывал тут гораздо меньшее расстояние. Это было не слишком заметно, пока мы шли по холмистой или горной местности, но на равнине разница сразу бросалась в глаза. Увидеть и ощутить округлость планеты здесь было много легче, чем в том мире, из которого прилетели мы. Так, стоя на плато, мы могли видеть лишь на семь-восемь миль вперед, остальное срезала кривизна лунной поверхности. А это преображало все возвышенности, даже небольшие холмы: вершины, выглядывавшие из-за других хребтов, проседали вниз, и тем самым полностью искажалось представление об их истинной высоте.
Наконец вернулась Чи-Чи: она отыскала путь, которым шла ночью, и была готова вести нас дальше. Обезьянка казалась слегка напуганной, не совсем уверенной в себе. |