– Еще по четыреста тысяч франков на каждого, – быстро подсчитал мсье Бельмон.

– Нет. Больше. Один из вас ведь вряд ли выживет.

– Выживет! – воскликнул Дин. Как видно, он был слишком пьян, чтобы взять в толк историю со смертельной хлопушкой.

– Конечно, – сказал доктор Фишер, – все может кончиться и счастливо. Если шестая хлопушка как раз и будет содержать бомбу.

– Вы что это – серьезно говорите, что в одной из ваших чертовых хлопушек есть бомба?

– Два миллиона пятьсот тысяч франков, – пробормотала миссис Монтгомери; она явно исправила цифру, названную Бельмоном, и уже в мечтах видела то, что доктор Фишер считал счастливым концом.

– Вы, Дин, я уверен, не откажетесь от этой маленькой игры. Я помню, как в «Пляжах Дюнкерка» вы отважно вызвались пойти чуть ли не на самоубийство. Вы были великолепны – во всяком случае, режиссер это великолепно поставил. И вам чуть было не присудили «Оскара», не правда ли? «Я пойду, сэр, если я могу пойти один». Это была замечательная реплика, я ее навсегда запомнил. Кто ее написал?

– Я написал ее сам. Не сценарист и не режиссер. Она пришла мне в голову вдруг, на съемке.

– Поздравляю, мой мальчик. Ну а теперь вот вам прекрасный случай пойти одному к бочке с отрубями.

Я никак не ожидал, что Дин пойдет. Он поднялся, допил свой портвейн, и я решил, что он последует за мистером Кипсом. Но, может быть, спьяну ему действительно показалось, что он снова на съемочной площадке, в воображаемом Дюнкерке. Он дотронулся до головы, словно поправляя несуществующий берет, однако, пока он вживался в старую роль, миссис Монтгомери не зевала. Она вышла из-за стола и с криком: «Дам пропускают вперед!» – побежала к бочке с отрубями, рывком скинула крышку и окунула руку в отруби. Наверное, она вычислила, что сейчас у нее наилучшие шансы для счастливого исхода.

Мысли Бельмона, как видно, шли в том же направлении, потому что он запротестовал: – Надо было кинуть жребий, чья очередь.

Миссис Монтгомери нашла хлопушку и дернула за язычок. Послышался легкий треск, и небольшой металлический цилиндр выпал на снег. Вытащив оттуда свернутую трубочкой бумажку, она взвизгнула.

– Что случилось? – спросил доктор Фишер.

– Ничего не случилось, мой дружок. Все просто роскошно! Швейцарский кредитный банк, Берн. Два миллиона франков. – Она кинулась назад, к столу. – Дайте мне кто-нибудь ручку. Я хочу вписать мое имя. Он может потеряться.

– Я бы вам советовал не вписывать ваше имя, пока мы хорошенько все не обсудим, – сказал Бельмон, но она осталась глуха к его словам.

Ричард Дин стоял вытянувшись, как по стойке «смирно». Я ждал, что он вот-вот отдаст своему полковнику честь. Мысленно он, видимо, выслушивал приказ, поэтому Бельмон получил возможность раньше его подбежать к бочке с отрубями. Он помешкал, прежде чем вытащить свою хлопушку – тот же металлический цилиндр, та же бумажка; он самодовольно улыбнулся и подмигнул. Он рассчитал все «за» и «против» – и оказался прав, пойдя на риск. Это был человек, знавший, что такое деньги.

Дин произнес: – Я пойду, сэр, если я могу пойти один.

И все же не двигался с места. Может быть, режиссер в эту минуту распорядился: «Стоп!»

– Ну а вы, Джонс? – спросил доктор Фишер. – Шансы все уменьшаются.

– Я предпочитаю понаблюдать за вашим чертовым экспериментом до конца. Жадность побеждает, а?

– Если вы наблюдаете, вам придется рано или поздно принять участие в игре или же удалиться, как мистеру Кипсу.