Ведь в случае табели Рауха, операцию останавливать нельзя.
Маренн… Он с трудом заставлял себя отключиться от мыслей о ней. Была ли она в Берлине, когда начались уличные бои? Где она сейчас и что с ней? Жива ли? Он очень надеялся, что все получилось так, как и рассчитывали, что она вместе с Джилл добралась до Парижа. Тогда можно спокойно действовать дальше, рисковать — ее это уже не затронет. Она вышла из игры.
Своими опасениями он не делился с Науйоксом — переживал про себя. Ему не хотелось навязывать Алику свои проблемы. Тем более что он вряд ли откликнулся бы. Несмотря на общительный прав, Науйокс после смерти Ирмы замкнулся в себе и погрузился в безмолвие. Он часами неподвижно лежал на дощатом настиле в землянке, заменяющем кровать, курил, глядя в одну точку.
Скорцени даже казалось, что стало бы легче, если б он ругался или кричал. Но его отчуждение было молчаливым и непроницаемым. Он словно потух, остыл. Отзывался лишь когда разговор касался дела. Тут он по-прежнему мыслил ясно, действовал быстро, решительно и твердо.
В Гармиш-Партенкирхен Скорцени встретились старые знакомцы — семейство фон Блюхеров. Вилла этого аристократического семейства располагалась недалеко от того места, где встал лагерем отряд Скорцени. Скорее всего, отдавая себе отчет, что знакомство с ним в сложившихся обстоятельствах, никому не составит чести, Отто сам не стал бы напоминать о себе. Но неожиданно в лагере появился посланец старшего из братьев фон Блюхеров, Людера, который, как оказалось, после ранения на Восточном фронте, находился на вилле. Он приглашал Скорцени приехать к нему. Приглашал, как было написано в письме, «настоятельно». Отто это удивило. После того как он расстался с Анной еще в 1938 году, встретив Маренн, между ним и потомками фельдмаршала, разгромившего Бонапарта под Ватерлоо, как говорится, пробежала черная кошка. Фон Блюхеры, конечно, не напоминали ему о себе, они понимали, сколь высокое положение он занимает в нацисткой иерархии, но, скорее всего, пренебрежения не простили. Он же не интересовался ими вовсе. Скорцени знал, что Анна уехала из Берлина, вернулась сюда в Гармиш-Партенкирхен. Он не сомневался, что родители, которые не вполне одобряли ее увлечение «эсэсовским выскочкой», как они называли Скорцени, подобрали ей спутника жизни поважнее, С их точки зрения. Честно говоря, за все время, что минуло с момента их разрыва, Отто даже и не слышал об Анне, он совершенно забыл о ней. Его увлекала новая любовь, Маренн занимала все более серьезное место, все его мысли сосредоточились на ней. И только теперь, задумавшись в тишине у горного озера о судьбе Анны, о том, как она могла сложиться, он вдруг поймал себя на беспокойной мысли — странно, что он больше никогда ничего о ней не слышал. Анна любила шумную столичную жизнь, обожала светские рауты, красивые наряды, рестораны, развлечения. Она была не из тех, кому пренебрежение пусть даже известного, «престижного» кавалера разобьет сердце. Она всегда была уверена в себе, в своем превосходстве, в праве на все самое лучшее в жизни. Вряд ли она могла предпочесть жизни в Берлине, со всеми ее соблазнами, во всяком случае, до 1943 года, затворничество в отдаленном поместье. Анна наверняка напомнила бы ему о себе, и не один раз. Тем более, если бы удачно вышла замуж. Она бы блистала во всех самых дорогах ресторанах и на всех самых посещаемых собраниях. Что-то с ней случилось. Но что? Теперь Скорцени был даже готов предположить, что неожиданное приглашение старшего фон Блюхера связано именно с Анной. Возможно, ей нужна его помощь.
Потому, предупредив Науйокса, отправился в поместье на следующее же утро.
Втайне он надеялся встретить Анну, узнать, что с ней все хорошо и приглашение на виллу вызвано исключительно ее женским любопытством. Но в то же время, как опытный разведчик, он сразу отметил про себя — фон Блюхер ни словом не обмолвился об Анне в письме, даже не намекнул на то, что она там находится. |