В какие бы неприятности не ввязался Уолкер, даже Боди был на грани.

 — Я не шучу, мелкая, — Боди повернулся ко мне и одарил меня многозначительным взглядом. — Что бы ты ни увидела или ни услышала — не говори ни слова.

Что-то опасное. Слова Адама эхом отдались в моей голове.

Мой желудок сжался.

 — Я никому не расскажу.

Через пару секунд водитель Айви едва заметно кивнул.

Ученики принялись озвучивать кандидатуры, а я откинулась на спинку своего стула. Раз в месяц все старшеклассники Хардвика приходили в часовню для общешкольного собрания. Как и говорила Эмилия, сегодняшнее собрание было посвящено приближающимся выборам в студенческий совет.

Мне было сложно заставить себя волноваться о студенческом совете, когда интуиция подсказывала мне, что Айви находится на грани чего-то важного — чего-то ужасного.

Что бы ты ни увидела или ни услышала — не говори ни слова.

Я не могла выбросить из головы предостережение Боди. Каждый раз, когда я вспоминала об этих словах, они казались мне всё более и более жуткими. Что именно, по мнению Боди, я могла увидеть или услышать? Что могло заставить меня рассказать кому-нибудь о том, что Уолкер Нолан приезжал к нам домой?

Для чего сыну президента нужны услуги Айви?

Адам работал на Пентагон. С тех пор, как я переехала в Вашингтон, он помогал Айви с одним единственным делом: убийством судьи Маркетта.

Что бы ты ни увидела или ни услышала…

 — А теперь мы переходим к кандидатурам на должность школьного президента, — мои размышления нарушил голос директора. Всё моё тело застыло, пока я гадала о том, как долго я сидела здесь, снова и снова прокручивая в мыслях предупреждение Боди.

 — На пост президента может претендовать любой одиннадцатиклассник с хорошим уровнем успеваемости, — торжественно, словно выносящие вердикт присяжные, продолжил директор. — Я бы посоветовал вам хорошенько подумать о том, кто лучше всех сможет представлять учеников и принципы Академии Хардвика.

На какой-то миг повисла тишина, а затем её нарушил Ашер. Он поднялся на ноги, выкрикивая:

 — Выслушайте, выслушайте!

Директор очень походил на человека, страдающего от мигрени.

 — Мистер Роудс, — произнёс он. — Будьте так любезны, чуть меньше драматизма.

В ответ Ашер положил ладонь на сердце.

 — Я, Ашер Роудс, находясь в более или менее здравом уме и твёрдой памяти, настоящими словами выдвигаю кандидатуру благородного — и, позвольте добавить, до смешного привлекательного — Генри Маркетта.

Кажется, Ашер не знал значения слова «меньше».

 — Кто из вас встанет на нашу сторону? — спросил он, выбрасывая в воздух оба кулака.

Я вспомнила о том, как Эмилия сказала, что Джон Томас будет одним из её конкурентов. Когда кто-то поддержал кандидатуру Генри, она поймала мой взгляд и едва заметно пожала плечами. Судя по всему, она всё ещё ждала, что я выполню свою часть сделки.

 — Вы принимаете эту номинацию? — спросил у Генри директор.

 — Я приму её, — сказал Генри, — но только при условии, что Ашер согласится больше никогда не называть меня привлекательным.

Я фыркнула.

 — Я ни о чём не сожалею! — крикнул Ашер.

Через несколько секунд кто-то выкрикнул:

 — Я выдвигаю кандидатуру Джона Томаса Уилкокса.