– Ей тяжело передвигаться по дому, – самоуверенно говорила Эмили. – Можешь себе представить, как она дойдет хотя бы до конца нашей дорожки, ведущей от дома?

– Генри может отвозить ее, – настаивала я.

– Папа не позволит использовать повозку и лошадей таким образом каждый день, и, кроме того, у Генри и здесь есть работа, – убежденно заметила Эмили.

Я старалась не обращать внимания на ее слова, даже если где-то в глубине души знала, что она, возможно, права.

Моя учеба в школе так быстро пошла в гору, что мисс Уолкер ставила меня в пример остальным ученикам. Почти каждый день я бежала по дороге домой впереди Эмили, чтобы показать маме свои работы с отличными отметками. За обедом мама приносила их показать папе, который с одобрением жевал и кивал. Я решила прикрепить все свои «отлично» и «очень хорошо» на стену в комнате Евгении. Она была так же рада, гордилась ими, как и я.

С середины ноября мисс Уолкер начала возлагать на меня все больше обязанностей. Почти как Эмили, я помогала отстающим ученикам. Эмили была строга с учениками, ее работа в классе заключалась в том, чтобы сообщать мисс Уолкер о тех, которые были невнимательны или отвлекались. Многим пришлось посидеть в углу с шутовским колпаком на голове из-за того, что Эмили докладывала мисс Уолкер про их проступки. Некоторые ученики очень не любили Эмили, но мисс Уолкер, казалось, это устраивало. Она могла поворачиваться к классу спиной или даже выходить из комнаты, зная наверняка, что на Эмили можно надеяться, и все будут сидеть тихо. Эмили не подозревала, что ее не любят в классе. Ей нравились эта власть и авторитет, и она иногда говорила мне, что в школе нет ни одного ученика, чьей дружбой она бы дорожила. Однажды, после того, как она обвинила Нильса Томпсона в том, что он плюнул из трубочки в Чарли Гордона, мисс Уолкер приказала Нильсу сесть в угол. Он пытался оправдаться, но Эмили была неумолима.

– Я видела, что он это сделал, мисс Уолкер, – сказала она, сверля своим стальным взглядом Нильса, сидящего в углу.

– Это неправда. Она врет, – запротестовал Нильс. Он посмотрел на меня, и я встала.

– Мисс Уолкер, Нильс не плевался, – сказала я, опровергая Эмили. Лицо Эмили побагровело, а ее ноздри раздулись, как у бешеного бычка.

– Ты абсолютно уверена, что это был Нильс, Эмили? – спросила ее мисс Уолкер.

– Да, мисс Уолкер, Лилиан говорит это потому, что ей нравится Нильс, – холодно ответила Эмили. – Из школы и в школу они ходят держась за руки.

Теперь настала моя очередь покраснеть. Все мальчишки заулыбались, а девчонки захихикали.

– Это неправда, – закричала я, – я…

– Если Нильс не плевался, то кто же тогда это сделал, Лилиан? – потребовала ответа Эмили, подбоченясь. Я уставилась на Джимми Тернер, который действительно был в этом виноват. Он быстро отвернулся. Я была не в силах выдать Джимми, поэтому я только покачала головой.

– Хорошо, – сказала мисс Уолкер. Она разглядывала класс, пока все до единого не опустили глаза. – Достаточно.

Она взглянула на Нильса.

– Ты плевался, Нильс?

– Нет, мэм, – сказал он.

– Ты всегда вел себя хорошо, Нильс, поэтому на первый раз мне достаточно твоего слова, но если я вижу хоть один бумажный шарик на полу в конце дня, все мальчики этого класса останутся в школе после уроков на полчаса. Понятно?

Никто не проронил и слова. Когда уроки кончились, мы тихо друг за другом вышли из школы, и Нильс подошел ко мне.

– Спасибо, что заступилась за меня, – пробормотал он. – Даже не понимаю, как она может быть твоей сестрой, – добавил он, сердито разглядывая Эмили.