Скорбя о потере самого дорогого и прекрасного существа, хрупкая Евгения, наконец, задремала в моих объятиях. И вдруг, вновь, как впервые, я почувствовала страх и боль: но не из-за Эмили или привидений, о которых рассказывал Генри. Я испугалась этой глубокой боли и горя, так как вдруг поняла, что то же самое мне предстоит испытать, когда не станет Евгении. Я оставалась с ней очень долго, пока не подошло время обеда, тогда я осторожно выскользнула из ее объятий и спустилась вниз.

Мама не хотела разговаривать о Пушинке за обедом, но она объяснила папе, почему я так расстроена и едва притронулась к еде. Он выслушал, затем быстро проглотил все и так сильно хлопнул ладонями о стол, что тарелки подпрыгнули. Даже Эмили, казалось, была напугана.

– Я не желаю, – сказал он. – Не желаю, чтобы страдания по какому-то глупому животному расстраивали всех за обедом. Кошка умерла и все; больше ничего нельзя сделать. Бог дал – Бог взял.

– Я уверена, что Генри найдет для тебя и Евгении другого котенка, – улыбаясь добавила мама.

– Но он не будет таким, как Пушинка, – ответила я, глотая душившие меня слезы. – Она была особенной, и теперь она умерла, – хныкала я.

Эмили презрительно усмехнулась.

– Джорджиа, – сказал папа таким тоном, как будто делал замечание.

– Давай поговорим о приятных вещах, дорогая, – быстро сказала мама и улыбнулась мне. – Что нового сегодня было в школе? – спросила она. Я глубоко вздохнула и вытерла слезы на своих щеках.

– Я получила «отлично» за письменную работу, – сообщила я.

– Да ведь это замечательно, – сказала мама, хлопнув в ладоши. – Правда, это – здорово? – Она посмотрела на Эмили, которую, казалось, больше интересовал ее обед. – Почему бы тебе не принести поскорее свою работу и не показать Капитану, дорогая?

Я взглянула на папу. Он не слушал, о чем мы говорим, и не проявлял никакого интереса. Его челюсть двигалась вверх, вниз, методично разжевывая мясо, а глаза были пустыми. Однако, заметив, что я не двигаюсь с места, он перестал жевать и уставился на меня. Я быстро поднялась и бросилась к входным дверям, где оставила свои вещи на маленьком столике, но поискав свои листки, я обнаружила, что их нет там. Я была уверена, что оставила их на самом видном месте. Я перелистала все листки в тетради и даже перетряхнула учебник на случай, если какая-нибудь из горничных засунула эти листки между страницами, но я их там не нашла.

Слезы навернулись на глаза уже по другой причине, когда я вернулась за стол. Мама улыбнулась в ожидании, но я отрицательно покачала головой.

– Я не могу их найти, – сказала я.

– Это потому, что ты не получала такой отметки, – язвительно заметила Эмили. – Ты все выдумала.

– Нет, я знаю, я ее получала. Ты сама слышала, как мисс Уолкер объявила об этом в классе, – напомнила я ей.

– Не сегодня. Ты перепутала с другим днем, – сказала Эмили и улыбнулась папе так, как будто хотела сказать: «Да она еще ребенок».

Папа закончил жевать и выпрямился.

– Уделяй больше времени урокам, маленькая леди, меньше – заблудившимся домашним животным нашей фермы, – посоветовал он.

Я не могла сдержаться и зарыдала.

– Джорджиа, сейчас же прекрати это, – приказал папа.

– Ну, Лилиан, – сказала мама, поднимаясь и обходя стол, чтобы подойти ко мне.