Тайкус вытащил Джима на крышу лифта и посмотрел наверх, на вделанные в стенку ступеньки, уходящие все ввысь и ввысь.

— Джимми, ты за меня держаться сможешь? — спросил он.

— Не знаю, — честно ответил Джим. — Попробую.

Тайкус что-то буркнул и расстегнул свой пояс.

— Не, так не пойдет.

Он проворно сделан из пояса петлю и перекинул ее через плечо Джима, обвязав того наискосок через грудь гак, чтобы оставить раненое плечо свободным.

— Держись за меня как можно крепче, ну, а я буду держаться за ступеньки…

Он выругался, привязал мешки с кредитами к нижней ступеньке первой лестницы и ласково их похлопал.

— Дотащу тебя до квартиры, Джимми, и вернусь за ними. Видишь ли, чувак, я тебя люблю, как родного брата, но это не значит, что ради тебя я готов лишиться своей пенсии!

Джим заставил себя улыбнуться. Он обхватил Тайкуса и вцепился что было мочи. Тайкус левой рукой ухватил ремень, удерживающий Джима, и, цепляясь за ступеньки одной правой, полез наверх, мучительно дергаясь. В какой-то момент опасения Джима все-таки оправдались. Руки у него разжались, и он упал, успев пролететь сантиметров тридцать. Тайкус крякнул — ему едва не вывихнуло руку. Он промахнулся правой рукой мимо ступеньки, и они оба рухнули вниз. В последний момент могучая длань Тайкуса вцепилась в торчащую из стенки скобу, и оба остановились таким резким рывком, что Джим на миг потерял сознание.

Следующие несколько лестниц слились для Джима в сплошное пятно боли. Потом он смутно вспоминал, что Тайкус что-то бормотал, пихал и встряхивал его, иной раз довольно грубо, но ни разу, ни на миг он не позволил ему сдаться. Даже в багровом тумане мучительной боли Джим понимал, что ни один человек не был способен на такое, кроме Тайкуса Финдли.

Как минимум, ни в ком другом не было такого упрямства.

И вот, наконец, они добрались. Джим выполз в темный коридор четырнадцатого этажа и, задыхаясь, рухнул на пол. Боль была ужасная — хуже того, правая рука из-за этого сделалась практически бесполезной. Теперь он полностью зависел от Тайкуса, и оба это понимали.

— Налево… — произнес Джим, пытаясь подняться на ноги. Тайкус избавил его от лишней возни, подхватив и подняв за здоровую руку. Джим едва не потерял сознание, но он старался держаться.

На этом уровне было всего два пентхауса. О’Бенон велел «остерегаться» обитателей соседнего, чтобы те ничего не заподозрили. Дверь недавно снабдили старомодным замком с ключом, в дополнение к современной чрезвычайно сложной системе сигнализации, которая теперь сделалась совершенно бесполезна. Джим невольно улыбнулся, глядя, как Тайкус возится с ключом, таким крохотным в его массивных руках.

Тайкус отпер дверь и, по-прежнему поддерживая Джима под здоровую руку, распахнул ее.

— Срань господня! — сказал Тайкус.

Казалось, они открыли дверь в один из кругов ада.

В первое кошмарное мгновение, пока мозг тупо фиксировал происходящее, не задумываясь о причинах, они могли только пялиться на представшие их глазам многочисленные сцены резни и пыток.

Иезекииль Дон был повсюду. Прямо напротив он насмехался над женщиной, которая истекала кровью из множества колотых ран, но была еще далека от милосердной смерти. У камина — отрезал голову Рику Кидду. В дверях, ведущих в другую комнату, — отрубал один палец за другим у кого-то, кто умолял его перестать. И еще, еще, еще…

И звуки. Они возникли сразу, как только отворилась дверь, сливаясь в ужасающую какофонию. Стоны, жалобы, мольбы. «Нет, нет, прошу вас! Что вам надо? Я все расскажу!» «Не надо… не надо… О Боже! Убейте меня поскорее!» «Кто вы? Какого черта вам надо?» И голос Дона, сулящий все новую боль и страдания, а иногда просто… смеющийся.