— Наш груз… ну, по крайней мере, половина нашего груза… это человек. И он, по всей видимости, нас ждет не дождется.

— Что-о?!

— Некто по имени Эндрю Форрест. Это… фармаколог.

Тайкус фыркнул.

— «Здравствуйте, доктор Форрест, а от геморроя у вас ничего не найдется?» За каким чертом нам фармаколог? Я-то думал, Скаттер хочет, чтобы мы сперли что-нибудь полезное. Кредиты, скажем.

Джим пожал, было плечами, но тут же сообразил.

— Наркотики! О’Бенон ведь и наркотой приторговывает.

— Так тогда и воровать надо наркотики, а не…

Тут Тайкус тоже сообразил, что к чему.

— Украсть мужика, который изобрел новый наркотик! Скаттер, беру свои слова обратно: ты умный ублюдок!

Джим кивнул.

— Ручаюсь чем угодно: доктор Форрест один из тех немногих людей, которые знают рецепт чего-ни-будь очень модного и доходного. Возможно, он даже сам пожелал вступить в контакт со Скаттером.

При том, что пороков у обоих хватало, запрещенными веществами ни Тайкус, ни Рейнор никогда особо не баловались. Им неоднократно представлялась возможность нюхнуть, закинуться или ширнуться одним из последних достижений фармакологии, но, тем не менее, оба предпочитали старый добрый алкоголь.

Алкоголь был дешев и доступен в любых количествах, и это их устраивало.

Тайкус как-то сказал, что не желает зависеть ни от кого и ни от чего — ни от бабы, ни от химии. Ну, а Джим просто не понимал, в чем прелесть этого порока.

К тому же недавняя встреча с этим психом, Доном, расшевелила воспоминания, которые оба изо всех сил старались похоронить. Они давно уже не вспоминали о Лизе Кэссиди, которую некогда звали просто Док. Док злоупотребляла веществом, которое называлось «крэб». Ненавистный Вандершпуль воспользовался ее зависимостью и заставил ее предать не только Тайкуса, который был ее парнем, но и всех «Небесных дьяволов». И это, между прочим, сработало: со временем Лиза сделалась его добровольным осведомителем, не в силах думать ни о чем, кроме наркотика. В конце концов, Док умерла от полученной в бою раны на глазах у Тайкуса, уверяя его, что в ее предательстве не было «ничего личного». Тайкус с Джимом оба знали, что это, правда: в том, что делает с тобой сильный наркотик, действительно нет ничего личного, и ни один палач не причинит тебе таких мук, как наркотическая ломка.

— Как ты думаешь, что он делает? — спросил вслух Джим. Вспомнив Лизу, он невольно задался вопросом, не крэб ли это. Но почти сразу отмел эту мысль. Это раньше крэб достать было трудно, а теперь его всюду как грязи. Нет, если уж О’Бенон за чем-то охотится, значит, это что-то особенное. Нечто редкое, дорогостоящее, престижное — и, вероятно, вызывающее куда более сильное привыкание, чем все, с чем Джим встречался прежде. Иначе оно не стоило внимания О’Бенона.

— Понятия не имею и знать не хочу. Я просто хочу получить обещанную плату. Прилетим, заберем этого мужика и вернемся обратно. Еще успеем надраться и отжарить какую-нибудь красотку.

Слова и образы, которые они вызывали, были нарочито грубыми и приземленными. Именно то, в чем нуждался Джим, чтобы избавиться от мыслей о Лизе — а особенно о Шайло, своей матери и той проклятой голограмме.

— Отличный план! — сказал Джим.

Алкиона была окраинной планетой, которая со времен заселения всячески приветствовала развитие бизнеса. В результате чуть ли не половина крупных компаний с Тарсониса и других планет держала тут свои филиалы. Славная была планета: не курорт, конечно, но, тем не менее, место, где работающие в поте лица бизнесмены могли жить с комфортом, получать приличные деньги и растить детей в достойных условиях. Научно-исследовательский отдел фармацевтической компании «Бесске-Врайн унд Штальц» был похож на все прочие здания на этой ухоженной планете.