Шварц. Заткнись! Продолжай, Уолли. Что это за поэт?

Макгрудер. Т.С. Элиот. Это великий поэт. Изумительный! И еще есть Эмили Дикинсон, и Харт Крейн, и Уоллес Стивене, Стивенс! Его стихи — настоящая музыка! Ног, например, это о смерти, как-то так…

(Пауза.)

И знаешь, что интересно, Шварц? Этот парень, Стивене, вице-президент страховой компании в Хартфорде, штат Коннектикут!

Шварц (задумчиво). «Смерть — таинство и матерь красоты». Хорошо. Он хорошо пишет. И ты говоришь, он работает в страховой компании? Как, ты сказал, его имя? Элиот?

Макгрудер. Стивене. Уоллес Стивене. Я бы многое отдал, чтобы писать такие стихи.

Шварц. Таинство и матерь красоты… (Длинная пауза.) Я сегодня днем иду на исследование желудка. Ко всем моим почечным делам доктор Гланц подозревает у меня язву.

Макгрудер. О Боже, я тебе сочувствую.

Шварц. Не понос, так золотуха! У тебя туберкулез почек, и ты переживаешь об этом до тех пор, пока не зарабатываешь язву. Теперь я переживаю за свою язву.

Кларк. (Он наблюдает за Макгрудером и Шварцем и внезапно заходится смехом.) Ха-а-ха! (В его смехе звучит болезненная усталость; голос вялый, ослабленный.) Ха-ха! Жидовская поэзия. У вас, белых парней, столько дерьма внутри, что оно лезет из ушей.

Макгрудер. Что это с ним?

Шварц. У него поехала крыша. Он полоумный. Больной на голову.

Кларк. Сам ты больной, ослиное дерьмо. Вы, белые, изгадили всю мою жизнь. Ха-ха-ха. Жиды-уроды. (Поднимается осторожно на локтях.) Поэзия! Поцелуй меня в задницу!

Макгрудер (примирительно). Слушай, я не хотел…

Шварц. Не обращай на него внимания. Он опасный тип. Замолчи, Лоренцо! (В сторону.) Я должен быть терпимым! (Масленым голосом.) Просто постарайся уснуть.

Кларк. Это не твое дело, сплю я или нет, жиденок.

Шварц. Он переполнен яростью. Однажды, до того, как ты появился здесь, меня навещала жена. Когда она пришла, меня не было в палате. И когда Кларк увидел ее, он сказал ей, что я умер.

Макгрудер. Какой ужас!

Кларк. Скоро этот парень (показывает жестом) наверху заткнет меня насовсем. И я усну надолго. И ты тоже, жиденок. Потому что и ты, и я, дружок, глядим прямо в могилу.

Шварц. Это невыносимо!

Макгрудер. Что с ним?

Кларк. И ты, сынок, потому что у тебя сифилис. Ха! Ха! Готовься, скоро тебя тоже оденут в деревянное ки-мо-но…

Шварц. Я пойду — приведу Линвивера, чтобы заткнул его. (С внезапной яростью.) Ты провонял до небес, Лоренцо! К черту толерантность! И тебя к черту, Лоренцо!

Кларк. Да, я воняю, и я черный, и я гол как сокол, и у меня нет никого, кто схоронил бы меня. Но одно я знаю точно: нет никакой разницы между мертвым негром и мертвым белым жиденком, когда оба они — корм для червей. Мы равные!

(Откидывается назад, утомленно, тяжело дышит.)

Шварц. Откуда в тебе эта злоба? (Кларк не отвечает.) Что я тебе сделал! (Макгрудеру.) Я все время старался быть с ним любезным.

Макгрудер. Возможно, ты прав. Вероятно, болезнь помутила его рассудок.

Шварц. Другого объяснения и быть не может. (Внезапно Макгрудер вскакивает на ноги, выпрямляется.) Что случилось?

Макгрудер (в большом возбуждении). Господи помилуй! Я чувствую себя так, будто умер и проснулся в могиле! Это место сводит меня с ума!

Шварц. Успокойся, Уолли!

В то время, как он пытается успокоить Уолли, свет переходит в офис Гланца, появляется Гланц — одетый в белый докторский халат. Одновременно с другой стороны сцены появляется Линвивер.

Линвивер. Макгрудер! Доктор вызывает тебя на осмотр.

Шварц. (Макгрудеру, когда тот проходит мимо). Удачи тебе, Уолли!

(Макгрудер входит в кабинет и стоит в ожидании указаний.)

Макгрудер. Рядовой Макгрудер Уоллес, пять-четыре-два-три-ноль-семь, прибыл в ваше распоряжение, сэр.

Гланц (Роется в бумагах, не поднимая глаз).