У тебя была припасена информация на каждого. Например, ты знала о Харлан и заставила меня узнать о ней объявлением в газете и телефонным звонком. Ты точно знала, куда направить меня за информацией. У тебя было достаточно времени, чтобы разобраться что к чему. Тебе не хватало лишь одного — сильной руки, чтобы повалить вражеского короля. Все, что мне от тебя надо, это знать: почему? Почему, Вера? Ты не умрешь, как они, но тебе будет больно, очень больно, и на всю жизнь у тебя останется память об этом. Почему, Вера? Ведь Джони был таким хорошим парнем.

Она не ответила мне. Она потянула трусики, они сползли с бедер и упали на пол. Она подняла их и небрежно отбросила в сторону. Теперь на ней не было ничего. Она оперлась руками на туалетный столик у нее за спиной.

Я смотрел на нее как иссушенный жаждой путник на мираж в пустыне. Я смотрел на нее, такую бесстыдно красивую, такую… Хватит. Ремень со свистом рассек воздух.

— А со своими волосами ты ловко придумала, Вера. Натуральная блондинка делает себя крашеной блондинкой, изменив цвет волос у самых корней. Вот уж парикмахер-то, наверное, намучился. Зато у тебя имелась стопроцентная гарантия, что всякий, кому ты покажешься знакомой, подумает, что ошибся. Неудивительно, что ты не хотела показываться при ярком свете без одежды.

Во рту у меня теперь пересохло, и появился отвратительный вкус.

— Ты долго ждала, Вера, и сильно изменилась по сравнению с фотографией, которую дал мне Логан. Но ты по-прежнему прекрасна. Джони, должно быть, страдал всякий раз, когда думал о тебе. Он тоже ждал, и его ожидание было для него сплошным адом. Но теперь и ты наконец пострадаешь, пострадаешь почти так, как страдал Джони.

Я замахнулся ремнем.

Ящик столика быстро открылся, и она наставила на меня револьвер. Маленький, но вполне достаточный, чтобы присоединить меня к Ленни и Такеру. Я опять оказался в ловушке.

Она указала револьвером на туалетный столик около меня и приказала:

— Открой верхний ящик.

Я совсем очумел и еле двигался. Вообще я был почти готов спровоцировать выстрел, а потом навалиться на нее, вырвать револьвер и выбить стволом зубы, и если бы не непонятная дрожь в ее голосе и странное выражение лица, я бы сделал это.

Я выдвинул верхний ящик и опять увидел себя. Много-много Джорджей Вильсонов. Как и у Ника.

— Посмотри на числа.

В каждой афишке имелась дата преступления, в котором я обвинялся. Те, что лежали в самом низу, оказались семилетней давности. Она молча смотрела на меня, пока я не закрыл ящик.

— Я знала о Джордже Вильсоне еще до того, как Джони Макбрайд покинул город. Ник получал их и расклеивал на вокзале. Теперь посмотри в следующем ящике.

Я механически повиновался. Я опять мерз. В моем мозгу крутились обрывки мыслей, событий, мелькали чьи-то лица. Прошлое опять стучалось в слепую память. Я достал конверт и вывалил его содержимое на столик. Я увидел купчую на дом на Понтейл-Роуд, выписанную на имя Джони Макбрайда, сертификат, свидетельствующий об увольнении из армии, и письмо из Министерства обороны.

— Прочитай письмо, — сказала она.

В письме приводился самый подробный послужной список Джони Макбрайда. Из него следовало, что он прошел подготовку в засекреченном разведцентре и забрасывался в тыл врага для выполнения специальных заданий. Однажды он пробрался в штаб германского командования и выкрал из сейфа документы, содержавшие списки немецких шпионов в расположении войск союзников.

Я был в отчаянии и чувствовал сильную физическую боль оттого, что не мог ничего вспомнить.

Ее голос явился холодным душем, остудившим мою кипящую, готовую взорваться голову.

— Джорджу Вильсону здорово повезло, когда он встретил человека, как две капли воды похожего на него.