— …Поскольку нарушения договора и разрыв братского согласия всегда происходили со стороны хуннов, — мягко говорил посол, — то князь Кидолу хотел бы на этот раз, кроме словесного подтверждения договора, получить истинное доказательство обоюдного доверия.
— Какое же доказательство называет истинным мой брат Кидолу? — спросил Тумань, уже догадываясь, о чем пойдет речь.
— Князь Кидолу хочет, чтобы его брат, шаньюй Тумань, послал к нему своего сына, который будет для него все равно что родной сын. Князь Кидолу с нетерпением ждет сына своего брата. Он уже указал для него в табуне лучшего иноходца, приказал поставить большую юрту из белоснежного войлока, и красивейшие девушки готовятся петь в честь дорогого гостя приветственные песни…
Тумань выслушал посла и легким кивком разрешил ему удалиться. Оставшись в юрте вдвоем с Гийюем, он сердито сказал:
— Это ты их привез в Алашань на хвостах своих коней!
Гийюй вскочил и вне себя от ярости крупными шагами заходил по юрте.
— Отдать сына шаньюя! Попадись мне этот Кидолу, я бы его живьем сварил в кипящем масле! — громы хал он.
Тумань невольно залюбовался разгневанным молодым князем. Чжуки был высокого роста, широкоплечий, с мощными руками прирожденного воина. От своей матери, дочери вождя динлинов, он унаследовал орлиный нос, голубые глаза и светлую кожу; от отца, хуннского князя, — черные волосы, широкую кость, горячий нрав и титул западного чжуки.
— Шаньюй! — вдруг остановился Гийюй. — Я вижу лишь один выход — собрать все силы Хунну и напасть на юэчжей…
— А тем временем дунху и циньцы сожгут наши кочевья и угонят в рабство наших женщин и детей, — мрачно усмехнулся шаньюй.
— Не успеют! — рявкнул чжуки. — Мы должны поразить бритоголовых молниеносно, после чего повернем на дунху. Мэнь Тянь, узнав о нашей победе над юэчжами, не посмеет выступить!
„Да, небо знает, кого ставить шаньюем, — немного гордясь своей рассудительностью, подумал Тумань. — О духи, что было бы, будь на моем месте этот безрассудный рубака!“
— Завтра на Совете князей все и решим, — сдержан но сказал Тумань и поднялся, показывая, что разговор окончен.
…Шаньюй в своей жилой юрте заканчивал вечернюю трапезу, когда явился его тесть, князь Сотэ, государственный судья, глава знатного рода Сюйбу.
Обменявшись приветствиями, они некоторое время молчали.
— Мои лазутчики доносят, — первым начал Сотэ, — что войска Мэнь Тяня пришли в движение.
— Уже? — шаньюй отставил недопитую чашу.
— Да, — государственный судья пристально посмотрел на шаньюя. — Если даже брать в расчет движение только пеших войск, и то они будут здесь самое большее через шесть-семь дней.
— О духи, началось… — Тумань заметно побледнел.
— Я виделся сегодня с князем Бальгуром, — продолжал Сотэ. — Он говорит, что конные разъезды дунху почти каждый день появляются в предгорьях Иньшаня. А о юэчжах ты и сам все знаешь. Они берут нас, как зверей, в облавное кольцо. Решай, что теперь делать. Ты — шаньюй…
— Уходить в Великую степь, — хрипло сказал Тумань. — Там, только там наше спасение.
— Правильно, — согласился Сотэ. — Однако князья будут против тебя. Они предпочитают драться.
— Но я решил так! — крикнул Тумань.
— Что поделаешь! — Костлявое лицо государственного судьи оставалось невозмутимым. |