— Куда ты запропастилась, Джейн? Я зову и зову тебя.

— Мы играли, — объяснила Джейн. — Я нужна вам, тетушка Бесси?

— Да уж, конечно, — сказала тетя Бесси. — Вот воротник, который я вязала. Это платье для тебя. Подойди и дай мне примерить его на тебе. Как ты растешь, девочка!

Последовали бесконечные подкалывания и закалывания; Джейн же думала об Эмили: как там она — одна, напуганная, где-то на чердаке. Она начинала ненавидеть тетю Бесси. Однако у нее не возникло даже мысли возражать или убежать. Взрослые были здесь абсолютными монархами. В некотором смысле примерка воротничка была в настоящий момент важнее всего на свете. По крайней мере для взрослых, правящих миром, это было так.

А Эмили была одна, перепуганная, на мостике, ведущем в какое-то неизвестное место…

Дядюшки играли в покер. Неожиданно приехавшая тетя Гертруда, водевильная актриса, разговаривала в гостиной с бабушкой Китон и тетушкой Бесси. Тетя Гертруда была маленькая, симпатичная, просто очаровательная: ее изысканность и любовь к жизни восхищали Джейн. Но сейчас она была в подавленном состоянии.

— У меня здесь мурашки по спине бегают, — сказала она, хлопнув Джейн сложенным веером по носу. — Привет, проказница. Почему ты не играешь с другими детьми?

— Просто устала, — ответила Джейн, думая об Эмили. Прошел почти час с тех пор, как..

— В твоем возрасте я никогда не уставала, — сказала тетя Гертруда. — Посмотри на меня. Три представления в день, и этот ужасный комический партнер, — мам, я говорила тебе?… — Голоса стали тише.

Джейн посмотрела, как размеренно двигаются тощие пальцы тетушки Бесси, как протыкает шелк тамбурный крючок.

— Здесь словно в морге, — неожиданно сказала тетя Гертруда. — Что со всеми творится? Кто-то умер?

— Это воздух, — ответила тетушка Бесси. — Круглый год жара.

— Поиграешь Рочестера зимой, Бесси, девочка моя, и будешь рада теплому климату. Так или иначе, дело не в этом. Я чувствую себя… м-м-м… словно на сцене с поднятым занавесом.

— У тебя разыгралось воображение, — отозвалась ее мать.

— Призраки, — сказала тетушка Гертруда и замолчала. Бабушка Китон пристально посмотрела на Джейн.

— Иди сюда, девочка, — сказала она, освобождая место на мягких, просторных коленях, где сиживало столько детей.

Джейн сжалась в успокаивающем тепле, пытаясь не думать ни о чем, переложить сознание своей ответственности на бабушку Китон. Однако ничего из этого не вышло. В доме что-то было не в порядке, и это что-то тяжелыми волнами поднималось прямо из центра, совсем близко от них.

Ложный дядюшка. Жадный голод, который нужно утолять. Мучительная близость мяса с кровью, ощущаемая им в его странном, загадочном убежище где-то в другом — ином — непонятном месте, где исчезли дети.

Он был там, внизу, — исходил слюной от желания есть; он был наверху, проголодавшийся, жадный — кружащийся совсем рядом голодный вихрь.

Он был в двух местах, этот двойной дядюшка, замаскировавшийся, но пугающе реальный..

Джейн закрыла глаза и зарылась головой глубже в плечо бабушки Китон.

Тетушка Гертруда продолжала болтать странно напряженным голосом, словно ощущая под внешним благополучием непорядок, вызывающий у нее необъяснимый страх.

— Через пару дней у меня начинаются представления в Санта-Барбаре, мама, — говорила она. — Я… что все-таки с этим домом? Я сегодня как на иголках! Я хочу, чтобы вы все приехали и посмотрели первый спектакль.