Все заволновались мальчики-индейцы что-то закричали, забегали по берегу с лампами, а те из больных, кто мог передвигаться, столпившись у дверей и окон, наблюдали за происходящим. Рафт помог вытащить на берег лодку и ее упавших в воду пассажиров и проследил за тем, чтобы обоих пострадавших отнесли в лабораторию. Они были почти без сознания.
Один из них, в форме и шлеме летчика, не мог даже говорить. Другой – высокий стройный бородач, в облике которого, несмотря на его состояние, угадывалось нечто утонченное, изысканное, – облокотился о дверной косяк и тихо прошептал:
– Senhor, senhоr.[1]
Крэддок приблизился было, чтобы помочь ему, но замер как вкопанный. Столпившиеся в дверях больные загораживали обоих незнакомцев, но Рафт увидел лицо валлийца – оно исказилось от панического страха. Крэддок повернулся, быстро вышел, и вскоре до слуха Рафта донесся подрагивающий звон бутылки.
В отличие от Крэддока, бесстрастный, полный решимости Билл Мерридэй был само спокойствие. Однако и он, едва склонившись над летчиком и сняв с него рубашку, неожиданно замер.
– Разрази меня гром, – удивленно проговорил Билл. – Брайан, я знаю этого малого. Томас… как его, сейчас вспомню. Что-то вроде… да… Томас да Фонсека! Помнишь, я рассказывал тебе о картографической экспедиции, которая летала здесь месяца два назад, когда ты был в джунглях. Да Фонсека был там пилотом.
– Да, они разбились, – вспомнил Рафт. – А второго ты знаешь?
Мерридэй взглянул через плечо.
– Первый раз вижу.
Температура у пилота была намного ниже нормальной, градусник показывал 86°[2].
– Шок и истощение, – предположил Рафт. – На всякий случай надо сделать клинический анализ крови. Посмотри глаза.
Рафт сам приоткрыл веки больного. Зрачки были сужены до размера булавочной головки.
– Пойду-ка я взгляну на другого, – сказал Мерридэй и отошел. Рафт хмуро посмотрел на да Фонсеку и поймал себя на том, что ему стало не по себе. Почему – он и сам точно не знал. Что-то вошло сюда вместе с этими двумя людьми, что-то неясное, тревожное – это можно было только чувствовать.
Рафт, по-прежнему хмурый, наблюдал исподлобья, как Луис берет анализ крови. Рассеянный верхний свет освещал лицо да Фонсеки желтым светом, и вдруг что-то ярко блеснуло на цепочке на его шее. Поначалу Рафту показалось, что это был медальон, один из тех, которые носят верующие, но, приглядевшись, он увидел крохотное зеркало, размером не больше монеты в полдоллара. Он взял его в руки.
Стеклянная поверхность зеркала была выпуклой с двух сторон и сделана из темно-синего вещества, больше напоминающего пластмассу, чем стекло. И вдруг Рафт заметил, как внутри зеркальца стали переливаться неясные, зыбкие тени.
Его словно ударило током. Зеркало не отражало его лица, хотя он смотрел прямо в него. Вместо этого он видел какое-то быстрое движение, но ничего подобного в комнате не происходило. Рафт подумал о клубящихся, низко летящих грозовых облаках перед самым началом бури. У него возникло странное, необъяснимое чувство чего-то знакомого, какое-то смутное ощущение, точно он угадывал чью-то мысль.
Томас да Фонсека. Это было как озарение – с зеркальца на Рафта смотрели глаза пилота. Да Фонсека неожиданно оказался там, внутри. Между ним и Рафтом на какое-то мгновение возникла непонятная связь.
На самом деле все, что видел Рафт на мутной поверхности зеркала, было хаотичное, беспорядочное движение.
Но вот оно стало стихать и постепенно исчезло. Дрожь с крошечной линзы передалась ладони, потом – руке и наконец мозгу. Рафт пристально вглядывался в зеркало.
Поверхность прояснилась, и теперь перед глазами Рафта было не зеркало, а портрет. |