Влад не собирался ссориться с Кукушкой. Вот если бы сегодня в школу пришел Димка Шило, Владов друг – они бы вдвоем что-нибудь придумали… Но Димку сегодня повели к врачу, и его не будет. Влад совсем один, и зачем ему ввязываться…

Длинные шнурки Ждана стелились по земле. Владу ничего не стоило наступить ненароком на один из них, так что при следующем шаге Ждана из неаккуратного бантика получились две еще менее аккуратные веревочки.

– У тебя шнурок развязался, – сказал Влад равнодушно.

И, когда Ждан наклонился, чтобы восстановить погибший бантик – протянул руку и отлепил картинку с его спины. Скомкал и сунул в карман.

– Ты чего? – спросил Ждан, что-то уловивший краем глаза.

– Ничего, – сказал Влад.

Ждан подозрительно на него покосился. Потом сделал то, чего не делал ни разу в жизни – подошел к тройному зеркалу, помещавшемуся у входа, и осмотрел в него свою спину…

Ничего не увидел, пожал плечами – и пошел домой. Отмечать день рождения.

Глеб Погасий шипел, брызгая слюной, и зловеще прищуривал глаз, но Влад прекрасно понимал, что ему нужен сейчас не Глеб. Что единственное его спасение… Если оно вообще-то есть, спасение… Что оно стоит у Глеба за спиной, шагах в пяти. Что нужно до него добраться – сейчас. Завтра будет поздно… Завтра только ленивый не налепит свою жвачку на его портфель, не плюнет в стакан с яблочным соком, не подхватит радостно то самое слово, так отравившее первый школьный год и теперь извлеченное – молодец Кукушка, ничего не забывает! – из каких-то особенных сундуков с отложенными до времени подлостями…

Влад не собирался ссориться с Кукушкой.

Владу ни к чему был этот демарш. Ждан не один год жил официальной жертвой. Это Влад полез бы вешаться от какой-то там бумажки, а Ждан – он выносливый…

По физкультуре у Влада было «четыре». Он неплохо бегал и здорово играл в футбол, зато подтягивался плохо и силовых упражнений не любил. Вот если бы рядом оказался Димка Шило… Если бы сегодня, именно сегодня не вмешались в ход событий проклятущие Димкины гланды…

Оставалась призрачная возможность, что все обойдется. Что завтра ничего не изменится. Забудут, не захотят связываться, простят, и надо только состроить гримасу попрезрительнее, обойти Глеба – он все равно не дерется, только языком пачкает – и идти, идти себе спокойненько домой…

А Кукушка, стоявший у Глеба за спиной, был несомненно доволен. Что ему Ждан, давно наскучившая игрушка, когда можно прищучить кое-кого поинтереснее…

Не сводя глаз с орущего Глеба, Влад прижал подбородок к груди.

Как противно, как пусто, как щекотно в животе. Как слабеют колени. Как просто повернуться и уйти… перепрыгнув через Глебову подножку…

Рядом стояли Супчик и Клоун, оба на голову выше Влада, да и Кукушки выше на голову, переростки. Надо разозлиться, но злости нет. Только страх и брезгливость, но страх сильнее. Ну что вспомнить, ну?! Как Кукушка сует дохлого котенка в портфель Марфе Чисторой? Как Кукушка, привязав веревку к лапе живого воробьеныша, раскручивает его над головой под гогот прихлебателей? Как Кукушка лепит комочек жвачки на лоб покорного Ждана?

Вместо всего этого вспомнилось одно короткое слово. «Сын гулящей женщины, за ненадобностью подки…»

Удар Супчика удалось отбить, но рука сразу онемела. Удар Клоуна пришелся в ухо – у Влада потемнело в глазах, а мир вокруг запищал, но не по-комариному, а так, как пищит иногда забытый телевизор, показывая настроечную таблицу…

«Сын гулящей женщины… за ненадобностью…»

Супчик скорчился, держась за бок.