— Твоя голова вроде могильного склепа, бестолковый Дадли. Но меня не устраивает то, что внутри него. Человек, который станет моим мужем, должен сочувствовать материнским горестям!

— Что у тебя на уме, Фейс? Разве я могу оживить покойника или вернуть ребенка, пропавшего столько лет тому назад, снова в объятия его родителей?

— Да, можешь! Нет, не раскрывай глаза, словно свет впервые пробился сквозь тьму затянутых тучами мозгов! Повторяю, ты можешь!

— Я рад, что мы наконец высказались открыто, ибо слишком много моей жизни уже растрачено на бестолковые ухаживания, хотя здравая мудрость и пример всех вокруг меня показали, что для того, чтобы стать отцом семейства и чтобы тебя сочли настоящим поселенцем, мне следовало разобраться и жениться несколько лет назад. Я хочу сделать все по-честному, и, давая тебе основания думать, что может наступить день, когда мы станем жить вместе, как положено людям нашего сословия, я посчитал своим долгом просить тебя разделить мою судьбу. Но теперь, раз ты имеешь в виду вещи невозможные, нужно искать в другом месте.

— Ты всегда так поступал, когда между нами устанавливалось хорошее взаимопонимание. Ты вечно чем-то недоволен, и тогда упреки сыплются на того, кто редко делает что-то такое, что в самом деле может тебя обидеть. Что за безумие думать, будто я требую невозможного! Разумеется, Дадли, может, ты и не замечаешь, как натура госпожи уступает иссушающему жару скорби. Ты не способен вглядеться в муки женщины, а не то ты бы более чутко прислушался к плану отправиться на некоторое время в леса, чтобы выяснить, не ее ли дочь, пропавшая из нашего дома, то дитя, о котором говорил торговец, или это неизвестно чей ребенок!

Фейс говорила не только с досадой, но и с чувством. Ее темные глаза утонули в слезах, а окраска загорелых щек усилилась, что послужило для ее приятеля поводом забыть свою досаду во имя сочувствия, которое, каким бы приглушенным оно ни было, все же полностью не пропадало.

— Если поездка в несколько сотен миль — это все, о чем ты просишь, милая, почему не сказать об этом прямо? — заметил он добродушно. — Достаточно было доброго слова, чтобы подбить меня на такую попытку. Мы поженимся в воскресенье, и если будет угодно небу, в среду или самое позднее в субботу я уже буду на тропе торговца с Запада.

— Незачем откладывать. Ты должен отправиться вместе с солнцем. Чем энергичнее ты окажешься в поездке, тем скорее заставишь меня раскаиваться в глупом поступке.

Однако удалось убедить Фейс немного смягчить свою суровость. Они поженились в воскресенье, а на следующий день Контент и Дадли покинули долину ради поисков далекого племени, к которому, как говорили, был таким насильственным образом привит побег от другого ствола.

Нет нужды останавливаться на опасностях и лишениях подобной экспедиции. Пришлось пересечь Гудзон, Делавэр и Саскуэханну — реки, которые жители Новой Англии больше знали по рассказам, и после мучительного и рискованного путешествия отважные путники добрались до первого из той группы малых внутренних озер, чьи берега ныне так дивно украсили селения и фермы. Здесь, в гуще диких племен, подвергаясь какой угодно опасности в поле и на реке, поддерживаемый лишь своими надеждами и присутствием отважного спутника, которого тяготам или опасности нелегко было согнуть, отец прилежно искал свое дитя.

Наконец был найден народ, удерживавший пленницу, отвечавшую описанию торговца. Мы не будем останавливаться на том, с какими чувствами Контент приближался к деревне, где содержался этот маленький потомок белой расы. Отец не скрывал своей цели, и то, в каком качестве он пришел, снискало жалость и уважение даже среди этих варварских обитателей дикой природы.